Доверие. Как удивительно емко и просто Лобановский охарактеризовал и сформулировал подоплеку того сложнейшего и болезненного процесса, который происходил в его команде осенью восемьдесят четвертого! Как ясно разглядел, быть может, главный фактор, который при всех прочих обстоятельствах сулил динамовской команде возрождение в относительно короткий срок!
Доверие — это когда у людей есть уверенность в добросовестности человека, в его искренности, в правильности избранного им пути. Скажем прямо, к старшему тренеру и футболистам киевского «Динамо» осенью 1984 года такого доверия не было (чаще всего оно ведь зависит от турнирного благополучия клуба, а положение, как вы уже знаете, было из рук вон плохо). Над головой старшего тренера сгущались грозовые тучи.
У нас вошло в моду, что в сложных ситуациях, примерно таких же, в какой оказалось киевское «Динамо»-84, происходит очередная смена тренеров. Порой это действительно стимулирует команду. Но убежден, что пользу такая мера может принести только в одном случае: когда замена наставника обусловлена объективными причинами. Правда, чаще всего в жизни так не бывает.
Обстоятельства, предшествующие тренерским заменам, примерно одинаковы. Чем больше усложняется ситуация в команде, тем разобщеннее становятся ее игроки, тем больше недоверия выражают тренеру. Особенно если он — специалист требовательный и, как говорится, суровый (оттого и неугодный иным, прежде всего нерадивым или остановившимся в своем росте, игрокам). Начинаются тайные и явные походы футболистов к спортивному руководству, которое в конце концов освобождает от работы тренеров. В восьмидесятые годы именно так и случалось в тбилисском и минском «Динамо», в «Шахтере», «Кайрате», «Черноморце», «Днепре» и «Зените». А осенью восемьдесят четвертого такое могло произойти и в киевском «Динамо».
...Новость о том, что Лобановского «снимают», была уже у всех на слуху. Мне даже называли фамилии тренеров, с которыми якобы беседовали «наверху» на предмет подбора кандидатуры вместо Лобановского! Как же в этот труднейший для себя и команды период поступил сам Лобановский? На мой взгляд, он убедительно продемонстрировал не только свой профессиональный тренерский опыт, но и блестящее знание психологии спортсменов, недюжинные педагогические способности.
...Лобановский считал, что есть три момента, которые являются определяющими в карьере футбольного тренера: общественное мнение, мнение руководителей, которые и вершат тренерские судьбы, и, наконец, отношение к тренеру самого коллектива игроков. Осенью 1984 года под впечатлением неудачной игры киевлян и под влиянием критических статей в прессе общественное мнение, кажется, созрело: «Лобановского надо менять!» Спортивное руководство тоже было склонно сделать «оргвыводы» (кто же простит 10-е место тренеру-неудачнику?). И это было бы воспринято всеми как вполне нормальное явление для нашего футбола. И вот в один из дней Лобановский был вызван к руководству. Разумеется, он понимал, для чего его приглашают. Но перед тем, как предстать перед начальством, старший тренер киевского «Динамо» собрал команду.
На этот раз в кинозале загородной базы в Конча-Заспе игроки собрались не для очередной установки на игру или беседы о новых тактических веяниях. Здесь шел откровенный разговор игроков и тренера. Разговор, на мой взгляд, ставший переломным моментом в жизни этого футбольного коллектива.
— Меня вызывают к руководству,— начал Лобановский, вглядываясь в лица игроков. Думаю, вы догадываетесь, зачем. Разговор у меня, судя по всему, будет тяжелый. Вопрос может решиться так или так...
Он говорил спокойно, отчеканивая каждую фразу. Футболисты напряженно слушали. Конечно же, они тоже понимали, для чего Васильича, как называли Лобановского в команде, вызывают «наверх». Тем более что со многими из них представители начальства уже имели «конфиденциальные беседы». Но услышать о вызове и догадках на этот счет от самого Лобановского?! Такого футболисты не ожидали. А Лобановский тем же ровным тоном продолжал:
— Прежде чем идти к руководству, решил откровенно поговорить с вами, и, быть может, после этого нашего разговора вопрос удастся решить автоматически, а проблема будет снята сама собой. Если мне предложат работать с командой и в дальнейшем, я должен твердо для себя решить: соглашаться мне на это или нет? Хочу знать ваше мнение: согласны ли вы работать со мной? Лобановский сделал паузу, а в зале в этот момент было напряженное молчание. Он продолжал:
— ...Если коллектив не хочет со мной работать, тогда какой же смысл мне оставаться здесь тренером? Если же вы говорите мне «да», то я готов работать. Но на тех же условиях!
Футболисты как-то все разом заерзали, зашевелились. Кое-кто начал перешептываться.
— Да чего там, Васильич, будем работать! — раздался голос одного из динамовцев.
Лобановский поднял вверх руку, словно успокаивал команду, и, когда в зале снова установилась тишина, четко и нарочито медленно произнес: повторяю, если я останусь, наши принципы и требования не меняются. Коль вы готовы работать при тех же требованиях, тогда я согласен. Но если у вас шатание, тогда работайте с кем угодно...
И тут заговорили, кажется, все разом. «Да чего там митинговать, будем работать, Васильич», «Остаемся с вами, согласны пахать, как и раньше...», «Да верим мы вам, к чему собрание?!» — слышалось с разных сторон. Лобановский внимательно всматривался в знакомые лица футболистов, словно пытался понять, искренни ли они в этот сложный для него и для коллектива час или нет.
— Что ж, если вы выражаете мне доверие,— сказал Валерий Васильевич,— и если начальство мне тоже доверит оставаться на этом посту, тогда придется браться за работу. Теперь я знаю, что у меня есть опора — команда. Коллектив. Будем вместе заниматься делом, выходить на другой уровень. Я верю в перспективу и готов работать...
«Не сомневайтесь, Васильич, мы все „за"», «Готовы работать!» — снова послышались возгласы из зала. Лобановский машинально взглянул на часы.
— Хорошо,— сказал он слегка дрогнувшим голосом. Спасибо вам. Некоторых игроков, принимавших участие в этом откровенном разговоре, я спрашивал: что они чувствовали после того необычного собрания? Ответы были примерно одинаковыми. Смысл их сводился к тому, что люди получили облегчение от сознания того, что они, оказывается, единомышленники и, доверяя друг другу, смогут сделать многое.
— Я должен был определиться,— вспоминая о том необычном собрании, рассказывал мне Лобановский. Видел, что общественность не поддерживает, начальство колеблется. Важно было узнать мнение коллектива. Не почувствовав доверия игроков, я бы не стал цепляться за свою должность. Какой смысл? Но после этого собрания я искренне поверил в перспективу.
Руководство тоже оказало доверие Лобановскому, оставив его на посту.
...А в прессе продолжали бушевать страсти вокруг киевского «Динамо». Газеты печатали целые подборки писем удивленных, раздраженных, растревоженных любителей футбола. В январе 1985 года в одном из номеров газеты «Советский спорт» Лобановский ответил на вопросы читателей, тон его комментариев был довольно спокойным и уверенным:
забегая вперед, должен сразу же сказать обеспокоенным любителям футбола: да, в прошлом году мы выступили в чемпионате страны крайне неудачно, но катастрофы, думаю, не произошло, такой спад можно найти в биографии любого, даже самого маститого клуба. Причем — и это важно подчеркнуть — в таких вот внезапных, на первый взгляд, спадах в игре нет ничего необъяснимого. Причины неудач всегда реальны, конкретны, их можно определить, а, следовательно — и поправить дело.
Рассказывая о причинах спада, Лобановский не снимал с себя вины за случившееся и в порядке самокритики признался, что тренеры «так и не нашли педагогических средств для восстановления игрового потенциала команды.
Не решились ввести свежие силы, слишком понадеялись на опыт и авторитет старой гвардии, когда же спохватились, было уже поздно».