Твою же мать, сколько мной было выпито? Воспоминания вообще не хотели возвращаться в мою голову, как, впрочем, и сознание. Ужоснах. Нельзя так гулять. Ну да, три тонны креплёного до почти чистого спирта вина! Эту способность надо запретить, как попытку предумышленного убийства! И ладно бы, у его сестры этот талант был у княгини Виноградовой, так он у самого Комарина вылез. Бр-р-р-р!
Вокруг шутили, вспоминали произошедшее, но до меня голоса доносились откуда-то издалека. Хотя, я почти пришёл в чувство. Запомнилось лишь слово «непо-кобе-линый». Отчего-то стало очень смешно, но смеяться было больно голове.
Я пытался вывести дрянь магией лечения, которую почти не знал и которая давалась мне невероятно тяжело, и не преуспел, вполне ожидаемо. Но спас какой-то напиток, который принесли почти голые дамы лёгкого поведения. После него в голове слегка прояснилось, а боль отступила. Надо рецептик взять.
Полностью я не выздоровел, но ходить ровно уже мог. Но, лучше со мной сегодня не общаться, буду тупить, хамить и тормозить. Ни к чему, лишнее это. Потом была какая-то странная церемония с местными и их подарками, а следом для нас открыли портал туда, где гуляли девичник.
И здесь меня накрыло так, что я не знал, что мне делать. После перехода состояние жесточайшего похмелья показалось райским наслаждением, круче мерзкой шоколадки с кокосом из прошлого мира. Меня плющило, колбасило, я на последних волевых пытался не потерять сознание. При этом вообще не понимая, что со мной происходит.
При этом от меня не ускользнул внимательный изучающий взгляд Миши. А следом я вспомнил его слова, что на его территории глушится полностью и вообще не работает связь с богами, как и способности, ими предоставляемые.
— Ты в порядке? — поинтересовался Пашка, а я медленно приходил в себя.
При этом мои тридцать секунд никуда не делись, хотя именно такой реакции после перехода мне не показало. Всё-таки багнутый механизм, показывает не всё. Но спасал слишком много раз, чтобы на него ругаться.
— В полном, — прохрипел я, кося под продолжающееся похмелье.
А следом на меня навалилась тревога. Ещё одна моя божественная возможность. Причём, о чём бы я не думал, ничего не менялось. От моих действий не зависело ничего. Да и уровень угрозы был минимальный, почти на грани слышимости и восприятия. Можно было бы списать на само место, возможно, организм воспринимал его как угрозу, но я был научен. И потому пообещал сам себе, что буду постоянно контролировать этот уровень угрозы. Она точно была, просто пока непонятная мне.
Следом ко мне подошёл граф Комарин. Он взял меня за руку, смотря в глаза.
— Я предупреждал, что на моих землях слияние с богами невозможно. Я и подумать не мог, что ты со своим Мангустом так…
Это было последнее, что я услышал. Я провалился в чужие воспоминания. Не знаю чьи, но в то, что они принадлежат Комарину, поверить было сложно.
К тому же, в отличие от прошлых, эти воспоминания не были историей, я видел лишь краткие вспышки событий, внешне не связанных друг с другом.
Вот, в высокой башне прикованный к алтарю тощий человек с кроваво-красными глазами. Над ним стоит полный мужчина и читает явно приговор:
— За попрание устоев… за любовь к крови… за слабую волю… приговаривается…
Следующая картинка, тело этого тощего человека осыпается пеплом, а тот, чьими глазами я смотрю, явно делает себе зарубку в памяти. Он клянётся сам себе никогда не стать таким чудовищем, как тот, кого на его глазах приговорили к небытию без права перерождения!
После я вижу битву! Эпичную! И огромная армия людей в чёрных и белых балахонах поверх допотопной брони пытается уничтожить нескольких явно магов. Внешне нападавшие были похожи на рыцарей средних веков моего мира. Которые «несли свет и просвещение», уничтожая государства и народы во имя своего бога. При этом там были и явно одарённые, которые пытались метать то белые, то чёрные по цвету заклинания.
Но и ребятки оказались не промах, они явно были сильнее этой толпы. Все первые ряды с завидной регулярностью распадались прахом, или просто умирали, некоторые даже нападали на своих соседей, создавая огромный курган из тел вокруг оборонявшихся.
А вот последняя сцена заставила меня замереть. Там был костёр. Прямо с гравюр древности прошлой жизни, на которых сжигали ведьм — красивых девчат, которые не дали попам или рыцарям. В центре которого был крест с привязанным к нему человеком. И этот человек был сильно похож на моего друга Комарина. Нет, не копия, но сходство было неоспоримым! Неужели я вижу историю кого-то из его предков? При этом он гордо стоял, не кричал, не извивался, невозможная воля! Неужто в этом мире тоже были свои крестоносцы? Или…