Чужачка стояла снаружи ворот рядом с Коббом, который спустился с поста на стене и держал копье так грозно, как мог. Получалось у него плохо. Обычно Кобб кормил свиней и не давал им забираться в общинный огород – прежде этим успешно занималась восьмилетняя Тэя Уэддон. Дозор на стене несли почти все мужчины. В то утро наступила очередь Кобба, и справлялся он ничуть не лучше, чем с присмотром за свиньями.
– У нас гость, госпожа, – сообщил он Персефоне, указывая на девчонку копьем.
Кобб кивнул на бараний рог, висящий у него на шее, и расплылся в улыбке, словно протрубить в него уже было достижением, достойным похвалы, и Персефоне следовало признать, что за воротами он наблюдает лучше, чем за свиньями.
– Сказала, что она мистик и хочет говорить с вождем клана.
Вряд ли девчонка старше двенадцати, и хотя выглядит она так, будто провела большую часть жизни в глуши, для мистика слишком молода…
– Я Персефона, Хозяйка Чертога. – Она подождала, пока гостья сообразит. Девчонка молчала, и ей пришлось пояснить: – Я жена вождя Рэглана. Муж сейчас на охоте, поэтому можешь поговорить со мной.
Девчонка кивнула и ничего не сказала. Она стояла, покусывая губу, и оглядывалась на каждый удар мотыги, крик или стук молотка.
При ближайшем рассмотрении стало ясно, что девчонка явно голодает, а слово «грязный» далеко не описывало масштабов бедствия. В ее волосах запутались сосновые иголки и листья, ноги покрывала черная корка, на руках царапины, колени сбиты, и на лице вовсе не загар, а слой грязи.
– Могу я тебе помочь?
– На кого он охотится? – спросила девчонка.
– Что-что?
– На кого охотится вождь?
Персефона заколебалась. В тот день ей удавалось не слишком об этом задумываться, отгоняя ужасное событие в темный угол до возвращения мужа. Вопрос девчонки осветил его ярким светом, и Персефона с трудом сохранила самообладание.
– Тебя это не касается! – оживился Кобб, сделав угрожающий шаг вперед. Угроза была не в копье, про которое он позабыл и держал как обычную палку, а скорее в голосе, полном неподдельной свирепости.
– На медведя, – ответила Персефона, переведя дух и выпрямившись. – На ужасную медведицу по прозвищу Бурая.
Девочка хмуро кивнула.
– Ты ее знаешь? – спросила Персефона.
– О да, оскал Бурой Грин известен всему лесу, госпожа. И там ее не любят.
– Оскал Бурой Грин?
– Она скалится на всех и вся. Я даже видела, как она скалится на солнце, а кому не нравится солнышко?
– Эта медведица убила моего сына, – сказала Персефона, и слова дались гораздо легче, чем она ожидала. Она впервые произнесла это вслух, хотя раньше сомневалась, смогут ли их выговорить губы…
– Он убил и семью Минны. – Девочка посмотрела на волка. – Я нашла ее в Серповидном лесу, как когда-то Тура нашла меня. Взяла ее к себе, потому что мы с ней, разумеется, сестры. Кто же отказывается от семьи? Тура тоже так подумала.
– Ты знаешь Туру?
– Она меня вырастила.
И сразу стало понятно, откуда у девчонки пояс из звериных клыков, татуировки на лице и видавший виды ясеневый посох.
– Значит, тебя прислала Тура?
Девчонка покачала головой.
– Тура умерла. Я сама предала ее огню.
– Что ты сделала?!
– Таким было ее желание, госпожа. Ей не нравились черви. Думаю, она хотела улететь. Да и кто бы не хотел?
Персефона пристально посмотрела на девочку.
– Ясно, – кивнула она, хотя ничего ей не было ясно. Персефона понятия не имела, что все это значит, но это было и не важно.
– Как тебя звать?
– Сури.
– Ладно, Сури. – Персефона посмотрела на волка. – Я хотела бы пригласить тебя внутрь, однако у нас есть куры и свиньи, поэтому – Минна, правильно? – не сможет войти в далль.
– Минна их не обидит! – с оскорбленным видом воскликнула девчонка. Завитки вокруг глаз сгустились.
– Волки едят кур и свиней.
Девчонка ухмыльнулась и сложила руки на груди.
– Людей они тоже едят, но ведь она пока не обглодала тебе ногу?
Персефона посмотрела на свернувшуюся клубком волчицу, невинную, как пастушья собака.
– Выглядит довольно ручной. Что думаешь, Кобб?
Бездарный смотритель за свиньями, а ныне не ахти какой сторож при воротах, пожал плечами.