Штурмовать отель линчеватели не стали. Гостиницу просто подожгли. Бантлайн держался до последнего. Но когда от нестерпимого зноя в его револьвере стали сами собой взрываться патроны, все-таки попробовал бежать. Он выпрыгнул из окна третьего этажа — прямо в центр разъяренной толпы. Били его до тех пор, пока Нэд не перестал подавать признаки жизни. А все, что после этого осталось от тела, шериф сгреб в кучку и отнес назад в тюрьму.
Утром жители городка решили продолжить развлечение. Собравшись перед конторой шерифа, они стали опять кричать, что не пора ли Бантлайна все-таки вздернуть? Тот умудрился очнуться после вчерашнего и хриплым голосом просил священника. Ему было отвечено, что всяким собакам, которые убивают мужей обесчещенных женщин, священник перед смертью не положен. Вокруг шеи Бантлайна накрутили веревку, после чего его вытащили на улицу и стали вешать на ближайшем дереве.
Отчеты обо всем этом вскоре появились в нескольких американских газетах. Репортажи подробно описывали, как именно происходила экзекуция. Читаешь и поражаешься: да-а, были люди в наше время… После полугодового запоя, после дуэли, ареста, пожара, прыжка с третьего этажа, после избиения, которое длилось двое суток подряд, после того как Бантлайна дважды вешали и накрученная вокруг его шеи веревка дважды обрывалась, — после всего этого Нэд не просто выжил, а довольно быстро оправился, встал на ноги и уже через три месяца отыскал где-то денег, чтобы открыть в Нью-Йорке собственный журнал. Через полгода он женился второй раз, а еще через год развелся. Что и говорить: богатыри, не мы…
3
Других источников заработка, кроме как писа́ть, у Бантлайна все равно не было. И Нэд решил податься в профессиональные литераторы. Несколько первых романов он подписывает «Капитан Бантлайн». (Под этим псевдонимом он выпускает в том числе и роман «Черный Мститель испанских морей, или Кровавый Злодей», который очень ценили Том Сойер с Гекльберри Финном.) А когда бренд становится худо-бедно узнаваемым, садится за тысячестраничную сагу «Нью-Йоркские тайны и трагедии».
В Париже Эжен Сю только что выпустил «Парижские тайны». В Петербурге Всеволод Крестовский вскоре опубликует «Петербургские трущобы». Писать об изнанке большого города тогда было безошибочным ходом. Кто читал книжки всего за пятьдесят лет до этого? Крошечная прослоечка аристократов и богатеев. На все Соединенные Штаты таких набиралось от силы полтысячи человек. Но теперь ситуация была совсем иной.
В города хлынул поток приезжих: эмигрантов, разорившихся фермеров, просто ловцов удачи. Кое-кто из этой публики даже был грамотным. И готов был заплатить за интересную историю. Но при одном условии: эта история должна была касаться того, что он знает. Желательно жизни большого города. Желательно жизни на самом дне этого самого города. Люди желали читать не о выдуманных приключениях неизвестно где обитающих героев, а о том мире, в котором жили.
Капитан Бантлайн знал фактуру получше многих. И на своих «Тайнах» заработал если не состояние, то достаточно серьезную сумму. Писать романы в еженедельные журналы — теперь это было индустрией. Десятки журналов, сотни романов, миллионные тиражи. В США или Франции людей, которые занимались этим ремеслом, было уже довольно много. На гонорары там теперь можно было жить куда лучше, чем на какой-нибудь доход с заводика или родового имения.
Постепенно эти люди превращались в совершенно особый класс: интеллигенцию. Сперва так именовались только те, кто зарабатывает себе на хлеб собственным пером. Потом так же стали называть и тех, кто их опусы читает. Печатный станок с каждым десятилетием работал все быстрее. И распространял идеи новорожденной интеллигенции с той же скоростью, с которой раньше распространялись лишь венерические болезни.
Всего этих идей было несколько. Вместе они составляли что-то вроде религии нового мира. В старых богов новая интеллигенция давно не верила. На их место она желала поставить богов посвежее.