Американцы прочли эти романы, и им понравился портрет, который там был нарисован. Дальше они всего лишь пытались соответствовать этому портрету. Точно так же как французы пытались соответствовать тому, о чем прочитали у Бальзака, а русские — у Гоголя и Толстого. Все это напоминало магию: интеллигенты, как феи-крестные, взмахивали гусиными перьями, и там, где прежде жили лишь отдельные, никак не связанные друг с другом люди, на свет вдруг появлялись «нации». Ну, а там, где не было медиаимперий и писатели не публиковали свои романы, — там никаких наций нет и до сих пор.
Нет никаких отдельных людей, объясняли журналы. Сам по себе человек не стоит ровным счетом ничего. Ценны не люди, а массы — журналы повторяли это заклинание столько раз, что миру просто пришлось в него поверить. На Государственной печати США и по сей день изображен орел, держащий в клюве латинскую надпись: E pluribus unum! (Из многих сделаем одно!). Справочники поясняют, что цитата взята из поэмы Вергилия, хотя это не совсем верно. То есть автором-то изречения является, конечно, Вергилий, только вычитали эти слова американцы не в его поэме, а в журнале Gentleman’s Magazine, где они использовались в качестве рекламного слогана.
Именно из журналов и десятицентовых романов простые, не очень хорошо образованные американцы узнавали, каков мир, в котором они живут, и какое место в этом мире они занимают. Верить в Бога интеллигенция не желала, но и совсем без богов тоже не могла. Поэтому читателям своих романов верить она предлагала в собственную страну. «Франция — это и есть Христос!» — восклицал французский романист Дюма. «В Россию можно только верить», — поддакивал ему русский поэт Тютчев. Даже авторы, писавшие для «десятицентовой» серии издательства «Бидл-энд-Адамс», и те чуть ли не на каждой странице воспевали гордо реющий звездно-полосатый флаг и богоизбранную нацию покорителей прерий.
Вслед за «Бидл-энд-Адамс» собственные «десятицентовые» серии запускают и их конкуренты. Чуть позже эта волна докатилась и до Европы. Собственными сериями, копирующими «десятицентовую», обзавелся каждый уважающий себя издательский дом. Кто-то (как русские Сойкин и Сытин) безбожно пиратили иностранцев. Кто-то (как итальянское издательство Серджио Бонелли) пытался зажечь собственную звезду. Самым известным автором вестернов в Европе стал немец Карл Май, автор романов о Винету и Верной Руке. Герман Гессе признавался, что учился у Мая писать, Альберт Эйнштейн вспоминал, что «потратил на его книжки всю юность», а Адольф Гитлер призывал солдат вермахта учиться у Винету хитрым тактическим приемам.
6
В 1870–1900 годах американские издательства выпустили чуть ли не пятнадцать тысяч «десятицентовых» вестернов и «романов о фронтире». Для сравнения: в России за тот же срок было опубликовано всего шесть с чем-то тысяч книг. Среди множества романов в ярких обложках было приблизительно шестьдесят, написанных Майн Ридом, и что-то около четырехсот, вышедших из-под пера Нэда Бантлайна.
Критики называли Бантлайна «Королем десятицентового романа». Свою самую известную серию о Баффало Билле он писал со скоростью один роман в две недели. Причем первый роман умудрился написать всего за четыре вечера. Так же стремительно он делал и все остальное. Его биографию хочется описывать в телеграфном стиле.
Возглавил националистические беспорядки в Нью-Йорке, получил за это год тюрьмы, вышел и тут же женился.
Основал газету «Цветок душистых прерий», бросил, поработал пожарным, купил ранчо, узнал, что жена умерла во время родов, и опять женился.
Как только началась Гражданская война, тут же продал ранчо, уехал на фронт, воевал, писал о войне, был ранен в ногу, не оформляя развода с предыдущей женой, женился еще раз.
Купил ранчо, развелся со всеми предыдущими женами, женился шестой раз, сел писать свой четыреста пятый по счету роман и умер прямо за письменным столом.
О классике американской литературы Нэде Бантлайне хочется написать еще много, но на этом приходится ставить точку.
Глава IV Журнал Strand, романы Достоевского и прочие издательские проекты
Нэд Бантлайн начинал карьеру писателя с подражания «Парижским тайнам». В тот момент так делали все. Стоило Эжену Сю выпустить свой бестселлер, и по всему миру тут же начали выходить «Лондонские тайны», «Мадридские», «Лионские», «Нью-Йоркские» «Берлинские» и даже «Петербургские».