— Ну хорошо, хорошо, успокойся, — вздохнула я, невольно залюбовавшись Алиной.
Будь я лесбиянкой, непременно бы в нее влюбилась. Она была на три года старше меня, на свой возраст и выглядела. Высокая, стройная, смуглая. Коротко подстриженные черные волосы, карие блестящие глаза, плавные движения — все вызывало у меня ассоциации с Багирой, хотя у Киплинга это был самец. Больше полутора тысяч прыжков — мастер спорта международного класса, старший инструктор клуба.
Почему-то я с неприятной дрожью ожидала увидеть кого-то вроде Кости, но Никита оказался совсем другим. Мой ровесник или чуть постарше, невысокий, крепкий, ежик светлых волос, пасмурно-серые глаза.
— Вот, Ник, это Эра, твоя нагрузка, — представила меня Алина. — Ка мэ эс на пенсии. Год не прыгала, три года не была у нас.
— Помню, ты говорила, — Никита внимательно оглядел меня с ног до головы. — Жена Макеева, да?
— Бывшая жена, — буркнула я.
— А берцы-то хреноваты, — проигнорировал он мою реплику. — На касании поосторожнее. Лодыжки повести может.
— Постараюсь.
Никита мне категорически не понравился, но приходилось терпеть — как неизбежное зло. Да и что он мне, не детей же с ним крестить.
— Все, я убежала, — Алина дотронулась до моего плеча. — В самолете встретимся. Веди себя хорошо.
Трое парней, девушка и тетенька за сорок смотрели на меня с благоговейным ужасом. КМС, убиться веником!
Похоже, «невредному» Никите я тоже не слишком глянулась. Во время инструктажа он постоянно задавал мне вопросы с ехидцей, пытаясь подловить. Мол, не воображай, что ты такая прям богиня неба. И подгонку парашюта на стартовой площадке проверял более придирчиво, чем у остальных.
Алина вошла в самолет, когда мы уже расселись по местам. Я — последняя.
— Ну как, готова? — спросила она, прицепив к тросу карабин медузы[1]. — Терпеть вот этого не могу.
— Аль, восемьсот метров, — невозмутимо отозвался Никита. — Парашюты уложены под принудиловку.
— Да знаю, будешь мне еще рассказывать. Все, погнали.
Она села рядом со мной, поправляя на шлеме GoPro[2]. Никита сказал традиционное последнее слово, не забыв упомянуть о том, что из самолета выйдут все.
— Объясни мне вот какую вещь, Аль, — шепнула я ей на ухо. — Зачем эта установка, что прыгнуть все равно придется. Ну, раздумал человек, пусть останется в самолете. Точно знаю, что есть клубы, где не выкидывают пинком.
— Эра, — снисходительно усмехнулась Алина, — все просто. Вспомни себя, это ведь было не спонтанное решение. Люди созрели, подготовились, приехали, прошли инструктаж, сели в самолет. Нерешительность, страх — это нормально. Но если поддадутся, не прыгнут, останется на всю жизнь заноза: я трус. Знаешь, еще никто из тех, кого из самолета выпихнули, не жаловался.
Я снова вспомнила свой самый первый прыжок.
Короткий звуковой сигнал: полная готовность. Дверь открыта, мы выстроились в проходе, Костя сбоку. Передо мной трое. Первый замешкался и ушел с пинком. Второй сам. Третий — тоже с Костиной помощью. Я увидела под собой желтые, зеленые и бурые квадраты, затопило ужасом. Но еще ужаснее показалось получить пинка в задницу. Судорожно вдохнула, шагнула в пустоту. Все внутри оборвалось.
Ощущение свободного падения не сравнить ни с чем, никакими словами не описать. Разумеется, мы сто раз повторили, какое трехзначное число и сколько раз надо сказать перед тем, как дернуть за кольцо. Но оно волшебным образом из памяти испарилось. Именно поэтому вытяжные парашюты и пристегивают к тросу — потому что от ужаса перворазники практически всегда перестают соображать и не успевают дернуть вовремя.
Рывок — подбрасывает вверх, и вот уже падение замедляется, становится плавным. Земля приближается. Толчок, довольно сильный, словно электрический разряд от пяток до макушки. Не пытайтесь устоять на ногах, говорили нам, если падаете — падайте. Сидите и ждите, когда подойдет укладчик и освободит вас от парашюта. Я плюхнулась на пятую точку и утонула под куполом — или, как его называют бывалые, мешком. Так и сидела, умирая от счастья и восторга, пока не сняли.
Сколько их потом было — прыжков, самых разных. Учебных, спортивных, затяжных, групповых с акробатикой, на точность приземления, когда под тобой мишень диаметром всего три сантиметра. Но первый, конечно, самый незабываемый.