Допив коньяк, он кивнул личнику, встал и пошел к выходу. Разговор не продлился и двух минут. И правда, чего там рассусоливать. Наше дело предложить, ваше дело… подумать для видимости и согласиться.
Правда, соглашаться не хотелось. И не только из-за потери в деньгах и бытовых проблем. Котов в Питер приехал из тьмутаракани и в силу этого обстоятельства вряд ли мог понять, что далеко не всем в Москве намазано медом. Особенно тем, чьи предки жили на Ваське с восемнадцатого века. Кто вырос там, где вместо улиц линии, по которым гуляет холодный ветер с Невы.
Москву Андрей откровенно не любил, хотя бывать приходилось часто. И как там вообще можно жить, не представлял. А Инна? Она была такой же — для кого Питер продолжение квартиры. И ее родные! С родителями у нее особо теплых отношений не было, но Луиза — другое дело. Как же Инка без обожаемой Баблузы? Про театр и подавно нечего говорить, это для нее все.
И все же, все же…
Может, сейчас это как раз шанс начать все сначала? С чистого листа? Уехать от своих страхов, демонов и призраков? Или наоборот — привезти их с собою на новое место?
Как бы там ни было, решать подобные вопросы в одиночку он все равно не стал бы.
Глава 49
Эра
— И что это было? — с ехидцей поинтересовалась Алина, пристегнув ремень.
Вечером, когда все разошлись, возможности перекинуться словечком не представилось. Славка сам все убрал и загрузил посудомойку, прогнав нас спать, — не муж, а золото! Но теперь, по дороге на аэродром, ее грызло любопытство.
— В смысле? — я включила дурочку.
— О чем вы там курили с Ником? Уж больно вид у тебя был очумелый.
— Да ни о чем, — делиться не хотелось. — О том, как паршиво я прыгаю. Он мне уже весь мозг съел.
Алина хмыкнула недоверчиво, однако приставать не стала. Мол, как знаешь, пытать не буду.
Я рассчитывала увидеть Никиту до занятий, но его нигде не было. Появился, когда вся группа уже собралась. Мазнул по мне равнодушным взглядом, кивнул. Как будто и не случилось ничего вчера. На меня словно ведро ледяной воды вылили. И сразу же включилась злость.
Вот так, да, Мухин? Ну и хрен с тобой. Тоже мне, герой-любовник. То есть не герой и не любовник никакой ни разу. Очень надо было.
На этом занятии мы отрабатывали акробатику, самую простую фигуру, которая шла новичкам в зачет на получение разряда. Никита подробно расписал положение в формации, порядок отделения от самолета, заставил каждого повторить по несколько раз все действия.
— Эра, будешь паникером.
Паникером называли участника группового прыжка, который отслеживает высоту за всех и дает команду на разбежку, чтобы парашютисты не сцепились куполами. Обязанность эту не любил никто. Хуже только быть мясом — прыгать первым на нейтральном куполе[1], обозначая точку выброски.
— Почему я? — вырвалось невольно.
— По кочану и по кочерыжке, — отрезал Никита. — Потому что я так сказал.
Вот тут я снова почувствовала, что ненавижу его всеми четырьмя лапами… нет, с ног до головы… тьфу, всеми фибрами. А себя — еще больше. За то, что вообразила всякие глупости. И даже чего-то там себе такого напредставляла.
Вот точно олениха!
Мы отрабатывали прыжок сначала в классе, потом по очереди в аэротрубе. Никита все так же рычал на меня. Я огрызалась, но про себя. Получили парашюты, надели, дождались команды на взлет. Больше всего я боялась опозориться еще и в прыжке. Самая главная проблема для паникера даже не в том, чтобы правильно отследить высоту, а в том, чтобы четко подать знак, после чего самому уйти в разбежку и раскрыть парашют. Но я справилась. Во всяком случае, мне так показалось. Да и Никита на разборе не проехался по мне танком. Вообще ничего не сказал. Как будто и не прыгала.
Переодевшись и отметив прыжок, я поплелась на стоянку. Повесив нос, уши и хвост. Злость испарилась, стало просто обидно. Липко и вяло. Села в машину, завела двигатель. В окно постучали.
Ну а теперь чего тебе надо, Мухин? В город отвезти?
— Ты молодец сегодня, Эра, — сказал он, когда я опустила стекло. Наклонился, поцеловал в висок, а потом бросил на колени мандарин. — Поезжай осторожнее, ладно?
Обалдело кивнув, я закрыла окно и вырулила в проезд. Глядя на Никиту в салонное зеркало.
— И что это было? — выехав на шоссе, повторила вопрос Алины.
Мандарин лежал на пассажирском сиденье и пах… мандарином. Висок горел. Я глупо улыбалась. Потом опять злилась. И снова улыбалась.
К родителям приехала аккурат к обеду.
— Ты какая-то… взвинченная, — заметила за столом мама.