- Всё ясно. Шоу было из-за бабы. Она ушла, а он решил показательно уйти из жизни. Картинку сжёг. Вот дуралей.
- Если бы я из-за каждой бабы так поступал, я не дожил бы и до пятнадцати лет, - рассмеялся третий. - Как он? Жить будет? Сами справимся или лекарей звать?
- Будет, - уверенно произнёс первый. - Просто клиент непривычен к выпивке. Сейчас желудок промоем и норм.
А второй, любуясь восстановленной холограммой Милы, заметил:
- Красивая у него... дамочка. Аппетитная.
Наутро, выплыв из похмельного тумана и оглядев разгромленную спасателями и им самим квартиру, Вук потянулся к ставшей уже привычной висковой дозы на завтрак, но, нацедив стакан, отставил его. На душе было гадко. Гадко сидеть в грязи и блевотине, гадко обонять сивушный запах золотистой бурды в смеси с гарью и подтухшими объедками. В голове, как всегда, колотился придурошный дятел, отстукивая адский приказ: "Пей, пей, пей, пей, пей". Пилот отодвинул тару с пойлом и откинулся на смятую постель. Сами собой всплыли слова вчерашнего забулдыги: "А как выключишь их - благодать...". Не хотелось ни пить, ни думать. Ничего не хотелось. Вук закрыл глаза и мысленно кончик языка направил точно на макушку.
Язык задрожал, забалансировал, отклоняясь от предписанного курса, но при всяком его отклонении Вук твёрдо восстанавливал положение. Этот нехитрый трюк он освоил случайно, пробуя силы в борьбе с полиграфом. Была в их студенческие времена такая забава - устоять в проверке на ложь. Для этого, как решил тогда Янко, необходимо отвлечь мозг от переработки поступающей информации - каверзных и неприятных вопросов. Ниточка от языка к макушке оказалась лучшим средством. Не так-то просто предаваться размышлениям, оттачивая эквилибр кончика языка. Минут через пять такого эквилибра Вук осознал, что дятел с приказами больше не долбится в его черепной коробке и боль почти утихла. "Не думать!" - сказал себе обрадованный Вук, но от мысли о необходимости недуманья башка вновь вспыхнула. Пришлось всосать виски, но это уже было не страшно, потому что за пять минут мысленного моратория Вуку откуда-то с небес спустилась идея, что ему делать дальше.
Запустив автоматику, вычистив берлогу и позавтракав живым омлетом, не каким-то там вкусом номер 3, Янко забронировал билет до Рима и вызвал такси. В ожидании рейса он позвонил Филиппу Ермишину и поинтересовался, всё ли в порядке у того со здоровьем.
- Ты что имеешь в виду? - с подозрением спросил Фил. - Я здоров.
- У тебя живот справа не болел? У меня заболело, лекарь сказал от гравитационной перегрузки какая-то мышца растянулась... Решил позвонить, узнать, как у других.
- Болело год назад, но у меня был банальный аппендицит. Прямо перед лекцией в Пскове прихватило, пришлось резать. Поменяй врача. Какую-то ерунду он тебе впаривает.
Обрывая связь, Вук победно хмыкнул. Догадки его подтверждались.
Выходя к такси - Янко нарочно заказал компактный хелисайкл на двоих, чтобы полюбоваться видами Питера с высоты, - он заглянул под куст, под которым вчера получил проповедь от диогена местного разлива. Бездомца на месте не обнаружилось, даже трава была непридавленной. Погода стояла отличная - солнце, ласковое тепло - и, значит, никакой дождь не мог спугнуть человека с открытого воздуха. Янко присел, потрогал травку, на всякий случай даже принюхался. Следы пребывания бездомца бесследно испарились. Ничего не понимая, пилот еще некоторое время походил по скверу, а затем, махнув рукой, направился к причалившему хелисайклу.
К злополучному виражу на серпантине он добрался к обеду. Каменистые склоны пахли чабрецом и душицей и ещё чем-то южным, незнакомым, воздух над раскалёнными выступами скал парил и струился маревом. Вук, скинув рубаху, перебрался через отбойник и полез вверх по склону, наказав таксисту ждать его на смотровой площадке в пятистах метрах от места аварии Горовица. Цепляясь за сухие колючие стебли, Янко благополучно одолел крутую часть подъёма и выбрался на более пологий профиль.
Он бодро преодолел одну горку и почти осилил второй холм на плато, когда перед глазами его возникло то, ради чего он сорвался в страну солнца, истории, любви и вина. Стадо овец.
- Эгей! - прокричал Вук и помахал рукой. Мальчишка-пастушок, лет двенадцати-тринадцати, не более, радостно помахал ему в ответ. Прибавив ходу, срывая по пути пахучие травинки и растирая их ладонях, Вук понёсся навстречу пацанёнку.
Мальчик, важно засунув руки в глубокие карманы, с любопытством наблюдал за вуковым марш-броском. Вместе с ним также уставились на гостя, прекратив жевать, три десятка овец.
- Привет, - сказал парнишка, едва Вук поравнялся с ним.
- Привет. - Вук вытер ладонью пот. Несколько крохотных лиловых цветочков прилипли от этого жеста к переносице, уподобляя Вука индийской женщине. Мальчик прыснул со смеху. Стряхнув цветы, Янко запустил нейроподстройку к чужому языку и поинтересовался, - Можешь мне помочь?
Итальянский у Вука был не на высоте, но пастушок, кажется, вполне понимал его.
- Пять евро, - хитро прищурившись, сообщил мальчик.
- Идёт. - Вук протянул пастушку мелочь, и тот важно произнёс:
- Я вас слушаю.
- Три года назад здесь была авария...
- Здесь всё время аварии.
- Но меня интересует та, что была три года назад. В ней погиб известный космонавт.
- А! Горовиц! С Тенеры! - обрадовался парнишка. - Знаю.
Вука слегка покоробила его неприкрытая радость, но возмущаться он не стал, рассудив, что забав в глухой деревушке у местных жителей не так уж и много, и что даже чья-то смерть может в такой ситуации быть интересным событием.
- Ты видел, как это было?
- Ну, видел. Только не всё. Мой брат пас стадо, а я так, рядом гулял, я ещё мелкий был.
- А брат видел?
- Не. Он продрых и всё пропустил.
- Ну, и работнички, - рассмеялся Янко. - А ты сам-то что видел?
- Десять евро, - покрутив загорелым носом, сказал пацан.
- Жадина.
- У вас много. Я вас узнал. Вы тоже космонавт. Вас по тридику показывали.
- Всё равно жадина.
Мелочи у Вука больше не осталось, поэтому он протянул собеседнику двадцатку.
- Я не видел, как они приехали. И как машина полетела. А остальное видел.
- Они?! Кто они? Горовиц был не один?
- С девушкой. С белыми волосами. Высокая. Вся размалёванная и в плаще таком, как у артисток. Она приезжая, у нас таких высоких, белых и размалёванных не водится.
- А у артисток какие плащи?
- Ну, такие... - Парнишка помахал рукой, изображая цыганку, взмётывающую подол многоярусной юбки.
- Вот как!
- Ага. Они остановились на повороте, дурачки.
- Почему дурачки?
Мальчишка снисходительно смерил Вука глазами.
- Опасно же. Влетит им кто-то в жопу, и конец. Я ещё подумал - это не местные. И машина красивая, и встали, где нельзя.
- А потом?
- Потом они вышли, стали любоваться на горы, а я отвернулся. Тут много парочек катается, что мне - на всех таращиться? Делать мне нечего? У нас Капо намылился удрать.
- Капо?
- Наш баран. Полный придурок. Вон он. - Пастушок кивнул на мрачное животное с недобрым тупым взглядом, пристально изучающего пришельца. - Я его пригнал обратно, смотрю, а машины уже нет. А девушка бежит вверх по дороге. Долго бежала. Туфли сняла и босиком. Я подумал, что парень в машине её выставил, а сам слинял. Ну, я лёг, полежал, в мультилинк поиграл. А потом встал, гляжу, а ограждение сломано. Я сразу не заметил.
- А потом?
- Потом грузовик какой-то остановился, шофёр посмотрел и полицию вызвал. А потом еще куча машин остановилась. А потом нам домой уже надо было. Я брата разбудил, мы по очереди сгоняли вниз, позырили, ну и домой пошли.
- Вас кто-нибудь расспрашивал? Полиция знает об этом?
- Не-а. Полиция на пацанов никогда не смотрит.
- А родителям рассказывал?