Улыбка сошла и с лица Черезова.
- Как к вынужденной целесообразности, - чётко проговорил он. Почти отрапортовал. Наверняка, уже вызубрил ответ за несколько лет освоения Тенеры. Наверняка, отвечал уже не единожды. - Во-первых, не у всех боль невыносима, и не все вынуждены непрерывно принимать алкоголь. Например, Виссер...
- Да, - вставил тот. - У меня хорошо. Я могу без этого...
- Или Горохов.
- Угу, - кивнул тот. - Весьма терпимо.
- Во-вторых, запас алкоголя должен был программироваться в матрице пересборки, что повлекло бы излишний и нездоровый интерес инженеров, конструкторов и программистов, что в современных реалиях обозначало бы - всего мира. Это могло бы отрицательно повлиять на акционеров Концессии, вынужденных бы при неблагоприятном стечении обстоятельств и давлении со стороны правозащитников и ничего не понимающей общественности прекратить исследования и похоронить огромные средства, ценнейшие разработки, научные материалы и, в конце концов, мечту человечества о далёком космосе.
Вук поймал себя на мысли, что интонации и речь Игоря напоминает ему господина Волощука, председателя Международной Концессии.
- Волощук, - перебил Янко. - Он знал. Он точно знал.
- Знал, - легко согласился Черезов. - Потому и посоветовал тебе обратиться по этому адресу.
- Чем вы мне поможете? - горько усмехнулся Вук, мысленно признавая правоту доводов коллеги. - Вы научились снимать боль без этой дряни?
- К сожалению, нет, - развёл руками Школьник. - Но у нас есть методики и схемы приёма алкоголя, тонко рассчитанные и не позволяющие... гм, кхм...
- Не позволяющие окончательно превратиться в свинью, - рубанул менее деликатный Горохов. - Мы, Вучо, тут и собираемся, чтобы делиться, так сказать, наблюдениями и вырабатывать, так сказать, линии поведения.
- У тебя же терпимо.
- Ну как..., - уклончиво сказал Юрка. - Даже не то что терпимо, а почти и нет, но надоедает ждать, что и у меня, как у всех, разболится. Ожидание изнуряет, понимаешь?
- Вы болтайте, болтайте, - произнёс Янко, присаживаясь на свободное место, - а я послушаю.
Он уселся чуть поодаль от всех. Выбранное место позволило разглядывать спины товарищей и по осанке угадывать их душевное состояние. Черезов держался вальяжно, откинувшись. Кто-то, может быть, посчитал бы его позу расслабленной, но правая рука, вытянутая для опоры о спинку кресла впереди стоящего ряда, показалась Вуку слишком прямой, слишком налитой мышцами. "Он нервничает", - подумал Янко. - "Виду не подаёт, а нервничает". Горохов непрерывно тряс коленом, выстукивая ритм музыки, слышимой ему одному. Губы Юрия шевелились - музыка была не только в коленях, но и на кончике языка. Оратора он слушал невнимательно и более был занят внутренним музицированием. Зелинский расплылся в кресле, словно приплющенный излишней силой тяжести. Время от времени Павел прикладывался к бокалу с рубиновой жидкостью - очевидно, с вином - и почёсывал макушку. Он был невозмутим, но подбирался на краткое мгновение, когда поворачивал голову в сторону оратора, и эта молниеносная мобилизация не прошла мимо внимания Вука. Ермишин пребывал в твёрдом, окостеневшем виде, словно мумия в историческом музее. Когда он повернулся, почувствовав взгляд, брови его, густые и колючие, схожие с бровями Школьника, сдвинулись к переносице. "Тоже нервничает", - решил пилот, переводя взор на Виссера. Тот притулился на краешке кресла, согнувшись самым гуттаперчевым образом. Он озирался, непрерывно крутя головой. Заметив внимание Вука, заискивающе улыбнулся. А, может, дружелюбно? Тогда - чересчур дружелюбно.
Дослушав доклад Марка, Вук загрузил в свою фотографическую память схемы приёма спиртного: точные, выверенные до миллиграмма дозы и точное время употребления. Схем было много - для нескольких видов алкоголя от пива до деревенской самогонки. Янко выбрал привычные уже виски и коньяк, с радостью обнаружив, что суммарный объём гораздо меньше того, что он принимал в последнее время.
- Главное - не пропускать, - наставительно проговорил Черезов. - Дозу откорректируешь, она приблизительная. Горохову с Виссером она кажется избыточной, но они у нас уникумы. Весь фокус в том, что нельзя быть полностью трезвым. Пусть чуточку, но ты постоянно должен быть подшофе, тогда боли не будет, потому что основной её всплеск именно на пограничном переходе от опьянения к трезвости. Не провоцируй её, будь умнее.
Вук покачался на каблуках, побродил взглядом по вычурному декору зала, потом спросил то, что давно мучило его:
- Отчего это всё? Чем мы больны? Вирус?
Школьник отрицательно покачал головой.
- Вряд ли, коллега. Меня и Клотье исследовали вдоль и поперёк две независимые лаборатории. Частные, незаинтересованные лаборатории. Одна наша, другая в Штатах. Воздействия вируса заметны той или иной ткани человека. У нас брали образцы всего, что только можно, нас просвечивали на электронных микроскопах. Резюме - инородных, РНК- и ДНК-содержащих биологических объектов в наших телах не обнаружены. С точки зрения официальной медицины мы здоровы... Были здоровы. Клотье не повезло... У коллег Черезова и Ермишина на то есть своя, оригинальная точка зрения, каковую я не поддерживаю, но мнения коллег занятны. Да, занятны.
Вук повернулся к Игорю. Тот с усмешкой пожал плечами, светлые глаза его вспыхнули.
- На самом деле, отнюдь не претендую на оригинальность, - сказал он. - Убеждение моё простое, как труд ассенизатора. Всё, что мы испытываем - фантомные боли, вызванные действием пересборки. Матрица сборки несовершенна. Где-то мы допустили оплошность в одну молекулу, и эта погрешность аукается расстройством болевых рецепторов. Помнится, первые опыты со сборкой давали неожиданные и довольно разнообразные побочные эффекты: слепоту, нарушение чувства равновесия, депрессию. Почему бы головной боли также не быть подобным эффектом?
- Не годится, - возразил Вук. - После сборки прошло три месяца, пока мы летели, а затем ещё некоторое время на Тенере - башка была чиста. Заболело после встречи с жабой.
- С жабой! - вскричал Марк. - Настоящей жабой?
- Я так окрестил её. Забавная зверушка. Вам она не встречалась?
- Вы счастливчик, Янко, - с плохо скрываемой завистью ответил Школьник, - ей богу, счастливчик. Мы с Зелинским полпланеты обшарили, встретили только одну козявку с палец величиной, а вы - жабу!
- Не то что бы она жаба, - скромно добил Вук, - существо было размером с маленькую собаку.
Марк застонал.
- И у меня, и у Тимофеева проблемы начались после встречи с представителем Тенерийской фауны, - жёстко отчеканил Вук. - Сборка тут ни при чём. Мы подцепили заразу от животного.
- Я ждал этого возражения, - спокойно произнёс Игорь. - Почти все из нас встретили какое-то животное. И в этом "почти" - весь фокус. Ни Ермишин, ни Виссер никого не встречали, а Горохов, напротив, притащил на станцию целую колонию червяков. Однако у Ермишина лишь слегка побаливает, а у Виссера и вовсе спокойно. И Горохов - Горохов, который держал животных в руках, - совершенно свободно обходится без алкоголя. В то же время, насколько мне известно, Клотье никого не встретил, но болел, как и Ник Липполд, который кого-то видел. Ник очень сильно страдает от последствий после Тенеры... Фил, кого там Ник встретил?
- Он назвал это скачущим камнем. Я не видел это, - буркнул Филипп.
- Видишь, нет вообще никакой корреляции. Твоё предположение ошибочно, дружище, - закончил Черезов. - Как говорили древние, после того, не значит вследствие того.
Вук озадаченно глянул на Филиппа:
- А ты? Ты-то что скажешь?
- То и скажу, что оба вы ерунду городите. Ни жаба твоя, ни сборка не могли повлиять, и не повлияли, потому что причина глубже. И ни один прибор на Земле не найдёт эти мифические вирусы. Их нет. Вирусами являются гравитоны...
Вук, не сдержавшись, растянул губы в ухмылке. Гравитонам вынесли окончательный обвинительный приговор и сослали в ссылку забвения более полувека назад. Попытки устранить в теории ультрафиолетовую расходимость и сингулярность не увенчались успехом, за что на гравитонах современная физика давно поставила крест. Откуда он откопал эти допотопные идеи? Ещё бы флюиды и флогистоны вспомнил.