- Так у меня и не болит. Слегка ныло после возвращения - но это всё. Честно говоря, я поначалу не принимал жалобы наших товарищей всерьёз. Только потом, когда председатель Концессии оповестил о приобретённом помещении для клуба тенерийцев, где, как он выразился, "можно обсуждать и успешно решать любые личные проблемы", я осознал, что да, проблемы имеются.
- У тебя не болит, потому что ты не контактировал с животными на Тенере.
Даан забавно наморщил лоб и надул губы, отчего разом превратился в большого обиженного ребёнка.
- Почему же не контактировал? Контактировал, - сказал он. - Только никто об этом не знает. Я, собственно, затем и позвал тебя в бар. Ты, Вучо, мне кажешься упрямым и целеустремлённым. Ты... Ты неравнодушный и неуспокоенный, ты сумеешь докопаться до причины тенерийского проклятья. А прочим это уже всё равно - выпьют и успокоятся. Я потому только тебе говорю: я держал в руках змейку. Я охотился на неё почти неделю, она жила у скал, грелась на солнце и, приметив меня, вдруг становилась незаметной, а я спотыкался на ровном месте о невидимый шар. Я пробовал шар сдвинуть с места, я знал, она там, внутри, но шар был будто приросшим к поверхности планеты. Однажды змейка стала вялой и прекратила игру в прятки. Я спокойно взял её в руки, чтобы рассмотреть, она не сопротивлялась. Я положил животное на песок, чтобы дойти до вездехода и взять там герметичный контейнер. Потратил на это какие-то пять минут, а, вернувшись, обнаружил только высохшее тело. Пять минут, Вук! Змейка ссохлась за жалкие пять минут. И пока я стоял и глазел на неё, она рассыпалась в труху.
- Почему ты не сообщил о находке?!
- Побоялся. Камера на шлеме скафандра тогда вышла из строя из-за ионной бури, изображения не осталось, а само животное испарилось. Короче, предъявлять было нечего. Я решил, что если заявлю о находке, которой нет, меня сочтут психом и экспедицию свернут.
- И при этом у тебя ничего не болит, - задумчиво произнёс Янко.
- Потому что я делом занят. И тебе того же советую, - повторил Виссер. - Иначе сгинешь, как остальные. Посмотри, например, на Зелинского - конченый алкоголик.
Вук внимательно оглядел Виссера: яркая рубаха, небрежно пробивающаяся растительность на румяных щеках, всклокоченные волосы. Он не был таким до полёта. Его снимки в Академии являли строго и несколько чопорного служащего. Как пришло ему в голову сменить имидж? Даан расстегнул клоунскую дерюжку ещё на одну пуговицу и, правильно истолковав испытывающий взгляд коллеги, торопливо проговорил:
- Да, я выгляжу, как придурок, но это часть моей игры. Художник должен быть безумен. Хотя бы слегка. Картины чокнутого продаются лучше картин добропорядочного гражданина.
- Ты сам додумался до этого?
- Ты будешь смеяться, - вздохнул Виссер, - но идею подали именно те люди, которым я менее всего доверяю: Черезов и Школьник. Марк посоветовал как-то эпатировать публику, коли уж я ступил на сколькую стезю потакания грубым желаниям публики - так презрительно он выразился - а Игорь предложил напялить дурацкий балахон на похоронах Форбека. Филипп Ермишин поддержал их - сказал, что художник на то художник, чтобы действовать нестандартно. Я с одной стороны жалею об этом - такая трагедия, а я, получается, сыграл на ней. А с другой стороны, если бы не тот балахон, я бы не раскрутился, потыкался бы во все углы со своими холстами и спился бы непризнанным гением... - Он вдруг уронил голову на руки и заплакал, - Честно, Вучо, я не знаю, как к этому относиться. Я чувствую себя предателем по отношению к лучшему другу. Но это удержало меня на плаву. Скажи, Вучо, ты тоже считаешь меня подлецом?
- Тебя кто-то считает подлецом? - Янко наконец-то понял, зачем Виссеру нужен был этот разговор, и осознал вдруг безмерную глубину его одиночества.
- Они этого не произносят вслух, но я знаю... Филипп, Ник, Юрий - они точно презирают меня... Хотя бы за то, что могу иногда разнюниться, как сейчас. А настоящие тенерийцы не плачут.
- Ты просто не пьёшь, в отличие от нас всех, - Вук передвинулся, сев к нему поближе, обнял его за плечи. - У тебя нет привычки, тебя алкоголь выбивает из седла. И знаешь, не начинай, Даня, не надо. Лучше плачь и рисуй. - Пилот почувствовал, что сейчас и сам он вот-вот пустит слезу. Как-то это чёртово вино не так действовало. От виски хотелось набить кому-нибудь морду, а вино выжимало слезу. Нет, к чёрту вино. Он крепче сжал Виссера и добавил, - Я не считаю тебя подлецом. Я думаю, Рейнгольд смотрел на тебя сверху и улыбался. Мы, ведь, живём для радости, Даня, ведь, правда?
Глава 10. Поиски Гарсиа и Форбека
Целую неделю Вук был паинькой. Следуя рецептам Школьника, он потихоньку подкачивал себя топливом, пробуя каждый день новое горючее. Небольшие порции, вливаемые практически непрерывно, погрузили его в некоторый анабиоз. Янко справился с болью, но все прочие желания и побуждения, составляющие суть его жизни, испарились вместе с физическим страданием. На первое время сойдёт, решил он. Отчего бы не поэкспериментировать? Бросить опыты над собой можно в любой момент, а пока полурастительное существование было только на руку - Вук неспешно писал отчёт, официальный отчёт, не требующий напряжения мысли и воли. Он методично сортировал и классифицировал достижения и открытия, связанные с Тенерой, составлял детальный план новой станции на тёмных землях за хребтом Курта Гёделя. Работа, которую он выполнял механически и почти бездумно, добавляла свою долю расслабленности и тупого покоя. Эффект корректирующего коэффициента в уравнении Белла-Клаузера Вук не стал пока описывать, рассудив, что примется за него после дежурных мероприятий.
Он несколько раз ходил в Серёге Тимофееву домой и караулил его в Сети, но напарник таинственным образом исчез. Дочка его, Алина-Пулька сообщила, что папа в командировке вместе с мамой, а она живёт с няней. Вук с согласия няни сводил девочку на осязательный аттракцион, и та потом с восторгом названила ему, бесконечно пересказывая ощущения то от объятий плюшевого слона, то от спуска по мыльному ручью.
Размеренное существование его однажды было прервано взрывной пульсацией в левом виске. Было больно, но больно как-то странно - словно это была и не его боль. Вместе с болью в голове кружилась мысль о Юрке Горохове - так назойливо, что Вук не выдержал, вышел на связь с коллегой.
- Юра, ты не знаешь, зачем я звоню? - наивно спросил Янко.
- Нет, - раздражённо ответил тот. - Не знаю. Давай позже. Я сейчас не могу.
- Ок, - согласился пилот.
Вслушиваясь во внезапный приступ долбёжки в черепе, Янко вдруг понял: а, ведь, действительно, это не его боль! С пониманием сего факта химера рассеялась, уступив место сладковатой тяге в груди. Тяга, упругими нитями исторгающая из организма Вука что-то неведомое, что-то нежное и мягкое, вкупе с дозой рижского бальзама, превратила Янко в отжатую тряпочку. Он бросил отчёт и улёгся на тахту, глядя в пустой потолок. Жить было очень странно.
Минут через пять Горохов перезвонил:
- Ты что хотел? - грубовато поинтересовался он.
- Ты болен? - спросил Вук. - Мне показалось, что ты болен.
- Нет, я не болен. Я совершенно здоров. Я исключительно здоров. С чего ты это взял, что я болен?
- Не знаю... Показалось... Ты на Сильбато?
- Да.
- Чем занимаешься? По-прежнему геномом?
- Да.
- А "Гамаюн" и мой "Симург" на месте? Не перегнали их на Байконур?
- Иду! - крикнул кому-то Горохов. - Извини, дружище, мне некогда.
Он отключился, и Вуку стало несколько стыдно. Горохов как истый учёный занимался исследованиями, а его отвлекали. Будь Вук на его месте, а Юрий - на месте Вука, он бы точно захотел набить ему морду.
Набить морду! Вот что не хватало Янко для полного счастья! Тихий скрип пёрышком не позволял выплёскиваться энергии, изрядно подперченной агрессией, скопившейся под воздействием алкоголя. Вук зевнул и силой воли подавил в себе желание вскочить, чтобы немедленно подраться с кем-нибудь. Вместо непродуктивного размахивания кулаками, пилот растрепал волосы, напялил модный мешковатый костюм, глаза прикрыл не менее модными очками-трансляторами. В таком невообразимом виде - мечта гимназистки! - он, отложив рутинную работу, отправился пофланировать по дворцу аэрокосмических путешествий.