— И где? — не понял ангел.
— В заднице! — вдруг откровенно брякнула всегда сдержанная в выражениях и благонравно воспитанная Ариэлла.
— Аллилуйя! — шокировано подтвердил Натаниэль, ошарашенный внезапно прорезавшейся грубостью своей всегда смирной подруги.
— Воистину! — мстительно хмыкнула валькирия и, возведя глаза к каменному потолку темницы, риторически вопросила: — На кого же ты покинул нас, Господи?
Он всех простил, давно и скопом, Рай переполнен, ада — нет, Он был, похоже, остолопом, Он не предвидел наших бед, —иронично пропел Натаниэль, еще находящий в себе мужество высмеивать то нелегкое положение, в котором оказался он сам и две его подружки.
— Он не простил, он нас покинул. И все равно, это еще не повод для богохульства! — устало вздохнула валькирия. — А хотя, — она уныло помотала мерзкими, слипшимися в сосульки патлами, некогда называвшимися ее белокурыми косами, — какая сейчас разница, наша песенка спета…
Скорее всего, ее замечание действительно находилось недалеко от истины и вполне точно обрисовывало создавшуюся ситуацию. Каземат этого подвала, расположенного под палаццо Фарнезина, представлял собой глухой каменный мешок размером четыре на четыре метра с осклизлыми, сочащимися влагой стенами. Настоящий склеп, имеющий всего лишь один выход — массивную многослойную дверь, запертую на десяток прочных замков. А три остальные стены занимали фигуры трех узников, безжалостно распятых на поверхности холодных гранитных глыб, прикованных к ним стальными цепями и к тому же для надежности еще и прибитые огромными железными гвоздями, пропущенными через их ступни и ладони. Бессмертные ангелы ежеминутно терпели чудовищную в своей бесконечности боль, не имея возможности прекратить эту изуверскую, придуманную специально для них пытку, но и не обладая способностью просто умереть. И оные муки длились уже почти три года. Оставалось лишь позавидовать их силе воли и выдержке духа, не позволившим Натаниэлю, Оливии и Ариэлле банально сойти с ума. И хоть, по меткому выражению несгибаемой валькирии, их песенка и была спета, Нат еще сохранил толику своего прежнего бесшабашного задора, дни и ночи напролет горланя развеселые частушки и доводя тем самым охраняющих их стригоев до состояния белого каления.
— Вот еще! — Ангел протестующе всплеснул невообразимо грязным крылом. — Я не собираюсь сдаваться. К тому же я сегодня в голосе, — он кашлянул, прочищая горло, и громогласно взревел новый куплет, да так, что у его подруг аж в ушах зазвенело:
Придет от Бога вдохновенье, Хотя не всем оно дано, Издалека глядишь — варенье, А ближе подойдешь — г…Ариэлла проказливо хихикнула, отдавая должное блестящему юмору своего возлюбленного.
— Это у тебя талант прет изо всех пор, или ты над нами так изощренно издеваешься? — поморщилась Оливия. — Тоже мне садист по фамилии Шаляпин нашелся.
— Не оскорбляй моего мужчину! — тут же возмутилась Ариэлла. — У него чудесный голос!
— Дятлы не поют, — провокационно отрезала валькирия.
— А что они делают? — попалась на удочку доверчивая Ариэлла.
— Мозги долбят! — издевательски пояснила Оливия. — Поэтому тот, кто так издевается над женщинами, — не мужчина, а дятел!
— Нат — он стопроцентный мужчина, а не дятел! — обиженно надула губы влюбленная ангелица. — Я проверяла!
— Дятел! — язвительно хмыкнула Оливия. — Ишь ты, проверяла она…
— Он мужчина! Тебе не понять, ты не любила…
— Чего? — взвилась непримиримая поборница тишины. — Это я-то не любила? Хотя, да… Вернее, нет, дятлов — точно нет…
Натаниэль с улыбкой прислушивался к перебранке девушек, отлично отдавая себе отчет в том, что вот такие милые, им же самим и спровоцированные перепалки остаются единственным доступным ему развлечением, здорово скрашивающим бесконечную череду дней и ночей и даже иногда перебивающим боль от вбитых в руки и ноги гвоздей. Обе ангелицы хотя бы имели возможность наблюдать за редкими лучиками света, попадающими в узницу через окошко, но Ната лишили даже этого последнего удовольствия, ибо пресловутое окно находилось как раз над его головой. И он почти захирел от скуки, если бы не Лив и Ариэлла… О да, эти неугомонные девицы стали поистине его манной небесной, ведь ни одна женщина в мире не может принести мужчине столько блаженства, как… две!
— Корова! — тяжело дыша от гнева, беспощадно припечатала Ариэлла, пуская в ход свою тяжелую артиллерию, категорически запрещенную и обычно заканчивающую все споры двух распятых на противоположных стенах ангелиц.