– Ах!..
Сон, предшествовавший пробуждению и окутавший Эрагона точно пеленой, исчез, стоило ему попытаться его вспомнить. Он свернулся в клубок и быстро откатился от того места, где лежал. Затем не без усилий вскочил на ноги и поднял руки перед собой, готовясь отразить возможные удары.
Его окружала ночная тьма. Над головой безразличные ко всему звезды продолжали совершать свой бесконечный путь по небосклону. На земле не шевелилось, казалось, ни одно живое существо; Эрагон не слышал ни звука, кроме легкого нежного шелеста ветра в траве.
Эрагон мысленно ощупал ближайшие окрестности; он был совершенно убежден, что кто-то готовится на него напасть. Но даже на расстоянии тысячи футов от себя во все стороны так никого и не обнаружил.
Наконец он опустил руки и немного расслабился. Грудь его тяжело вздымалась, кожа горела, он чувствовал запах собственного пота. В душе ревела буря: это был какой-то водоворот из сверкающих клинков и отрубленных конечностей. На мгновение ему показалось, что он снова в Фартхен Дуре сражается с ургалами, затем – что он на Пылающих Равнинах скрещивает клинки с солдатами Гальбаторикса. Все эти картины казались ему настолько реальными, что он готов был поклясться: некая странная магия перенесла его назад во времени и пространстве. Он видел людей и ургалов, которых некогда поразил; они стояли перед ним и выглядели вполне реальными; ему даже показалось, что они могут с ним заговорить. И хотя у него больше не было старых шрамов от ран, но тело его помнило те многочисленные увечья, которые он получил, и он содрогнулся, почувствовав снова, как мечи и стрелы пронзают его плоть.
С невнятным воем Эрагон рухнул на колени и обхватил себя руками, раскачиваясь из стороны в сторону. «Все хорошо… хорошо…» – уговаривал он себя. Потом, свернувшись в напряженный клубок и чувствуя на своем животе собственное горячее дыхание, он прижался лбом к холодной земле.
«Да что со мной такое?»
Ни в одном из эпических сказаний, которые пересказывал в Карвахолле Бром, не упоминалось о том, чтобы подобные видения преследовали героев прошлого. Никого из воинов, с которыми Эрагон познакомился у варденов, не тревожило, судя по всему, количество пролитой им ранее крови. Да и Роран, хоть он и признавался, что не любит убивать, не просыпался среди ночи с дикими воплями.
«Я слишком слаб, – думал Эрагон. – Настоящий мужчина не должен испытывать подобных сожалений. А настоящий Всадник – тем более. Гэрроу или Бром на моем месте, не сомневаюсь, чувствовали бы себя нормально. Они делали то, что было необходимо, и никаких рыданий по этому поводу, никаких бесконечных тревог, никакого скрежета зубовного себе не позволяли. Нет, я слишком слаб!»
Эрагон вскочил и обошел вокруг устроенного им на ночь гнезда из травы, пытаясь успокоиться. А через полчаса – поскольку тревога так и не отпустила его и продолжала железной хваткой теснить ему грудь, да и кожа вдруг начала гореть и чесаться, словно по ней бегали тысячи муравьев, а сам он вздрагивал при малейшем шорохе, – Эрагон схватил свой заплечный мешок и бегом пустился прочь от этого места. Ему было все равно, что там перед ним, в этой неведомой ночной мгле; да и вряд ли кто-то мог заметить сейчас его стремительный бег.
Ему хотелось одного: убежать от этих кошмарных видений. Разум его восстал против него самого, и он не мог более на него полагаться, ибо не находил рационального решения, чтобы развеять панический страх, охвативший его. Единственное, что оставалось, – это положиться на древний звериный инстинкт, который говорил ему: беги, и если будешь бежать достаточно быстро, то, возможно, сумеешь отогнать от себя эти страшные воспоминания. Возможно, размахивая руками, топая ногами по земле, ощущая холодные ручейки пота на спине и под мышками, он действительно сумеет заставить себя забыть?
Что ж, возможно…
Стая скворцов пронеслась по полуденному небосклону, точно стая рыбок в водах океана.
Эрагон, прищурившись, следил за ними взглядом. В долине Паланкар, когда скворцы возвращались после зимовки, они всегда собирались такими большими стаями, что порой становилось темно, как ночью. Эта стая была не такой огромной, и все же она напомнила Эрагону, как вечерами они пили мятный чай с Гэрроу и Рораном на крылечке своего дома и смотрели, как черная стая птиц шумливо проносится у них над головой.
Задумавшись, Эрагон остановился и присел на камень, чтобы перешнуровать свои башмаки.
Погода переменилась; стало холодно, и серая мгла на западе намекала на возможность грозы. Растительность вокруг стала богаче, всюду виднелись мхи, тростники и заросли высокой зеленой травы. На расстоянии нескольких миль посреди довольно ровного пространства торчало сразу пять холмов. Центральный холм был окружен дубовой рощей, и чуть выше мощных крон этих деревьев Эрагон разглядел осыпающиеся стены и кровлю какого-то старого заброшенного замка или храма.