Чужаки в Карвахолле
Завтракали они кое-как, но чай был, как всегда, горячий. За ночь на оконных стеклах вырос довольно толстый слой льда, и, когда растопили очаг, лед растаял и теперь стекал на дощатый пол, оставляя темные лужицы. Эрагон смотрел на Гэрроу и Рорана, стоявших у кухонной плиты, и с легкой грустью размышлял о том, что, возможно, в последний раз видит их вместе перед долгой разлукой.
Наконец Роран сел на стул и принялся зашнуровывать башмаки. Тяжелый заплечный мешок уже стоял рядом наготове. Гэрроу, засунув руки глубоко в карманы, понуро возвышался над сыном. Рубаха висела на нем мешком; кожа казалась серой.
– Все взял? – спросил он.
– Да вроде бы.
Гэрроу кивнул и вытащил из кармана маленький кошелек и сунул Рорану; в кошельке звякнули монеты.
– Я специально это скопил. Для тебя. Тут, правда, немного, но на пряники хватит.
– Спасибо, отец, только я деньги на пряники тратить не стану, – ответил Роран.
– Это дело твое. Деньги тут небольшие, – сказал Гэрроу, – но мне больше нечего тебе дать. Разве что отцовское благословение, если хочешь. Да только стоит оно немного.
Роран низко поклонился ему и с волнением ответил:
– Для меня большая честь – получить твое благословение, отец!
– Ну, так оно твое. Ступай себе с миром. – И Гэрроу, благословив сына, поцеловал его в лоб, обернулся к Эрагону и сказал – может быть, чуть громче, чем нужно: – Ты не думай, сынок, я и тебя не забыл. Я вам обоим вот что хочу сказать, раз пришла вам пора в широкий мир выходить: следуйте моим советам, они вам очень даже пригодятся. Во-первых, не позволяйте никому вами командовать и никого к себе в душу не пускайте. Ежели кто в ваши тайные мысли сможет проникнуть, так запросто свяжет вас такими оковами, которые крепче рабских. Лучше собственное ухо отдать, чем кого-то в душу к себе впустить. Советую вам также выказывать всяческое почтение к людям богатым и благородным, но не стоит слепо следовать их приказам. Имейте свою голову на плечах, судите здраво, но вслух своих сомнений и суждений старайтесь не высказывать.
Никого не считайте выше себя, каково бы ни было положение этого человека. Есть бедняки, перед которыми не грех и голову склонить. Ко всем относитесь справедливо, иначе люди начнут вам мстить. В расходах будьте осторожны. Крепко держитесь своей веры и своих представлений о чести, и другие станут относиться к вам с уважением. – Гэрроу говорил медленно, четко произнося каждое слово. – Ну, а в том, что касается любви… Тут я вам одно могу посоветовать: всегда будьте честными. Честность и справедливость – вот ваши главные инструменты, только с их помощью вы сумеете и чье-то сердце завоевать, и чье-то прощение заслужить. Пожалуй, это и все. – Гэрроу умолк, явно гордясь произнесенной речью.
Немного помолчали. Потом Гэрроу поднял с пола мешок Рорана и сказал:
– А теперь тебе пора, сынок. Вскоре солнце взойдет, да и Демптон поди тебя заждался.
Роран вскинул мешок на спину и обнял отца.
– Я постараюсь вернуться как можно скорее, – пообещал он.
– Вот и хорошо! – откликнулся Гэрроу. – Ступай, ступай и не тревожься о нас.
Но расставаться все же не хотелось. Эрагон и Роран сошли с крыльца и снова остановились. Роран помахал отцу рукой, и Гэрроу тоже поднял в прощальном жесте свою костлявую руку и улыбнулся, но взгляд его был мрачен. Он еще долго стоял на пороге, глядя, как его сын и племянник идут по тропе, потом резко повернулся и ушел в дом, громко хлопнув дверью. Услыхав этот резкий звук, Роран и Эрагон остановились.
Эрагон оглянулся и посмотрел на ферму. Он словно впервые увидел ее: их дом и невысокие пристройки отсюда выглядели довольно убогими и какими-то беззащитными. Тонкая струйка дыма, поднимавшаяся над крышей, была, казалось, единственным признаком сохранившейся здесь жизни.
– Вся наша жизнь – здесь! – неожиданно серьезным тоном промолвил Роран.
Эрагон даже поежился, так мрачно прозвучал его голос, и нетерпеливо буркнул:
– И, между прочим, не такая уж плохая она, наша жизнь!
Роран кивнул, соглашаясь с ним, выпрямился и двинулся навстречу своей новой удаче. Стоило им спуститься с холма, и ферма скрылась из виду.