Выбрать главу
Эрагон.Наследие

1. Ворота смерти

Эрагон вглядывался в темные стены башни, скрывающие монстров, которые убили его дядю, Гэрроу.

Он лежал на животе за песчаным краем холма, усеянным редкими лезвиями травы, колючими кустарниками и маленькими, подобными бутонам роз, кактусами. Ломкие стебли прошлогодней листвы кололи его пальцы, когда он медленно полз вперед, чтобы найти лучшее место для наблюдения за Хелгриндом, чьи очертания вырисовывались на прилежащих землях как черный разрез кинжала из недр земли.

Вечернее солнце пронеслось над низкими холмами длинной узкой тенью, далеко на западе, освещая поверхность озера Леона так, что горизонт казался колеблющимся слитком золота.

Слева от себя Эрагон слышал ровное дыхание своего кузена Рорана, растянувшегося рядом. Обычно неслышимый поток воздуха теперь казался непривычно громким Эрагону с его чутким слухом, одним из многих перемен после Агэти Блёдрен, Праздника клятвы крови эльфов.

Теперь он обращал меньше внимания на это, так как сейчас оно было приковано к колонне людей у основания Хелгринда. Очевидно, они шли от Драс-Леоны, находящейся в нескольких милях отсюда. Группа из двадцати четырех мужчин и женщин, одетых в толстые кожаные одежды, возглавляла колонну. Эта группа двигалась какими-то странными движениями. Они хромали, спотыкались и горбились: они покачивались на своих опорах или использовали руки для того, чтобы передвинуть себя вперед на удивительно коротких искривленных ногах. Это было необходимо, потому что, как подметил Эрагон, у каждого из двадцати четырех не было руки или ноги или чего-нибудь еще. Их лидер сидел прямо на постаменте, который несли шесть потных рабов. Позу сидящего Эрагон расценил как удивительное завершение, рассуждая, кто это именно, женщина или мужчина, он не мог сказать, так как состояло лишь из туловища и головы, но по декоративному гребню сразу можно было догадаться, что персона очень важная.

– Это священник Хелгринда, – прошептал Эрагон Рорану.

– Они могут использовать волшебство?

– Возможно. Я не осмеливаюсь исследовать Хелгринд мысленно, пока они не уйдут. Поскольку, если там есть хоть один маг, он ощутит мой контакт с ними очень легко и наше присутствие будет обнаружено.

Позади священника тащились две шеренги молодых людей, обмотанных золотыми одеждами. Каждый нес прямоугольную металлическую рамку, на двенадцати горизонтальных перекладинах висели железные бубенчики, каждый размером с зимнюю брюкву. Половина молодых людей энергично потряхивала ими на шаг правой ногой, заставляя железные языки звучать вперебой со звуками пения. Этот жалобный шум проносился эхом по холмам. Монахи сопровождали пульсирующие звуки бубенчиков собственными голосами, стонами и криками в экстазе страсти.

В тылу гротескной процессии тащился хвост кометы из жителей Драс-Леоны: дворяне, торговцы, несколько высокопоставленных военных начальников и разноцветная коллекция из менее удачливых: чернорабочих, нищих и обычных солдат.

Эрагон задался вопросом: есть ли губернатор Драс-Леоны, Маркус Табор, в этой толпе.

Колонна остановилась на краю крутой насыпи, окружавшей Хелгринд. Монахи собрались по обеим сторонам от большого валуна цвета ржавчины с полированной вершиной. Когда вся процессия остановилась неподвижно перед недоделанным алтарем, существо, восседавшее на постаменте, пробудилось и начало петь, голосом столь же противоречивым как стенания бубенчиков. Выступление шамана неоднократно заглушалось порывами ветра, но Эрагон поймал кусочки древнего языка, странно искривленного и неправильно произнесенного карликом с добавлениями из лексикона ургалов. Все эти слова были объединены архаичным диалектом собственного языка Эрагона. То, что он понял, заставило его содрогнуться, поскольку проповедь говорила о вещах, которые лучше не познавать: о злорадной ненависти, которая скапливалась в течение многих столетий в темных пещерах сердец людей прежде, чем ей дали возможность процвести в отсутствии Всадников; о крови и безумии, о грязных ритуалах, выполненных под черной луной.

В конце той развращенной торжественной речи двое нижестоящих монахов помчались вперед и сняли своего хозяина или хозяйку, в зависимости от обстоятельств, с постамента перед алтарем. Потом главный священник издал краткий указ. Двойные лезвия мечей стали мигать как звезды, восходящие и погибающие. Ручьи крови хлестали из плеч священника, текли вниз по его кожаному одеянию, объединялись у валуна, пока не выливались за пределы алтаря и не стекали на гравий.

Еще два монаха подскочили вперед, чтобы поймать темно-красную жидкость в пустые кубки, которые, впоследствии, были распределены между членами процессии. Они жадно пили кровь.

– Боже! – сказал Роран с горечью в голосе, – ты забыл упомянуть, что эти неправедные торговцы плотью с животами в запекшейся крови, эти слабоумные прихожане… Они еще и каннибалы!

– Не совсем. Они не едят мясо.

Когда все посетители смочили горло этим напитком, рабы снова отнесли священника на постамент и обмотали плечи существа полосками белого полотна. Девственная ткань быстро покрылась пятнами крови.

Раны, казалось, не играли никакой роли для священника без конечностей. Повернувшись назад к своим приверженцам, его красные как клюква губы произнесли:

– Теперь вы действительно все мои братья и сестры, испив соки моих вен, здесь, в тени всемогущего Хелгринда. Кровь призывает к крови! И если когда-нибудь ваши семьи будут нуждаться в помощи, сделайте все, на что вы способны для церкви и для всех, кто признает власть нашего Бога Страха. Подтверждайте снова и снова свою верность к Триумвирату! Произнесите со мной эти Девять Клятв Горма, Илда и Фол Ангвара: мы клянемся выказывать наше почтение, по крайней мере, трижды в месяц, в час перед сумраком принести жертву для успокоения вечного голода нашего Великого и Ужасного Бога… Мы клянемся всегда нести наш Брегнир на наших телах, всегда воздерживаться от двенадцати из двенадцати и контакта веревки с множеством узлов, чтобы это не развращало…

Внезапные порывы ветра приглушили речь священника. Тогда Эрагон увидел, что слушавшие эту проповедь начали вынимать из карманов маленькие искривленные ножи и один за другим надрезать кожу у предплечья, а затем мазали своей кровью алтарь.