Груз за спиной был довольно тяжёл, и Эрагон шёл не так быстро, как обычно, но поскорее попасть домой да ещё и с такой «добычей» ему очень хотелось, так что он упорно шагал, ни разу не остановившись, чтобы передохнуть. Деревня как-то неожиданно кончилась, и светившиеся тёплым светом окна её домов остались далеко позади. Полная луна висела над вершинами гор, заливая все вокруг своим неземным жемчужным сиянием, в котором предметы казались странно плоскими и совершенно бесцветными.
Наконец Эрагон свернул с дороги, уходившей дальше на юг, на неширокую тропку, протоптанную в густой и высокой траве, и тропа вскоре привела его на вершину холма, скрывавшегося в тени высоченных вязов. Отсюда он наконец увидел слабо светившиеся в ночи окна родного дома.
Дом был крыт гонтом, над крышей торчала кирпичная каминная труба. Над выбеленными стенами низко нависали карнизы, и под ними таились густые тени. Одна половина крытой веранды была плотно забита дровами, во второй был свален всякий сельскохозяйственный инвентарь.
Когда после смерти Мэриэн, жены Гэрроу, они решили переехать сюда, в этом доме вот уже лет пятьдесят никто не жил. Отсюда до Карвахолла миль десять — дальше, чем от любой другой фермы, — а люди считали, что жить на отшибе опасно, ведь в случае чего никто и на помощь не придёт, да только Гэрроу никого слушать не захотел.
В ста шагах от дома стоял серый бревенчатый сарай, где размещались две лошади — Бирка и Бру, а также куры и корова. Иногда там держали ещё и свинью, но в этом году выкормить поросёнка они себе позволить не могли. Конские стойла разделяла втиснутая туда повозка. Их владения своим дальним краем упирались в довольно густую рощу на самом берегу реки Аноры.
С трудом переставляя ноги, Эрагон поднялся на крыльцо и заметил, как качнулся огонёк за окном: его ждали.
— Дядя, это я, Эрагон, открой!
Послышалось шарканье ног, дверь отворилась, и перед Эрагоном возник дядя Гэрроу. Поношенная одежда висела на нем, как на огородном пугале, из-под седеющих волос смотрели тревожно и внимательно печальные глаза, лицо было худым и каким-то измученным. Казалось, Гэрроу уже отчасти мумифицировали и лишь случайно обнаружили, что он ещё жив.
— Роран спит, — сообщил он в ответ на немой вопрос Эрагона.
Юноша скинул с плеч ранец и показал Гэрроу мясо.
— Это ещё откуда? Ты что же, мясо купил? А деньги где взял? — сурово спросил тот.
Эрагон только вздохнул, он знал о чрезмерной щепетильности Гэрроу.
— Это Хорст нам мясо купил.
— И ты ему это позволил? Ты же знаешь, что я никогда не стану христарадничать, лучше с голоду умру! Если уж мы не в состоянии на ферме себя прокормить, так давайте снова в город переедем. И глазом моргнуть не успеешь, а тебе начнут из милости всякие обноски присылать да ещё спрашивать, сумеем ли мы зиму продержаться! — Гэрроу даже побледнел от гнева.
— Я не христарадничал! — возмутился Эрагон. — Хорст мне разрешил весной этот долг у него отработать. Ему помощник нужен, потому что Олбрих уезжает.
— А где ты время найдёшь, чтоб ему помогать? Ты что же, решил на наше хозяйство плюнуть? — Гэрроу с трудом сдерживался, чтобы не перейти на крик.
Эрагон повесил на крючок у входной двери лук и колчан со стрелами и сердито ответил:
— Откуда я знаю, как со всем этим управиться! Между прочим, я кое-что нашёл, и, возможно, это немалых денег стоит! — Он положил на стол синий камень.
Гэрроу склонился над камнем; в его тоскливых глазах вспыхнул огонёк, пальцы судорожно сжались.
— Ты где это нашёл? В Спайне?
— Да. — И Эрагон рассказал, как это случилось. — Жаль только, что самая лучшая стрела зря пропала. Придётся сразу несколько запасных изготовить…
Они оба не сводили глаз с камня.
— Непогода-то тебя не застала в горах? — опомнившись, спросил племянника Гэрроу, задумчиво взвешивая камень на ладони и так судорожно в него вцепившись, словно боялся, что синий самоцвет возьмёт вдруг и исчезнет.
— Холодно было, — ответил Эрагон. — Снег, правда, не шёл, но подмораживало каждую ночь.
Это сообщение, похоже, встревожило Гэрроу.
— Раз так, придётся тебе завтра помочь Рорану убрать с поля ячмень. А если успеем, так и тыквы бы неплохо убрать, тогда нам никакой мороз не страшен. — Гэрроу протянул камень Эрагону. — Возьми-ка. Когда придут купцы, надо постараться выяснить, сколько он может стоить. Наверное, лучше всего будет его продать. Нам с колдовством вязаться ни к чему… А с чего это Хорст вдруг раскошелиться-то решил?
Эрагон наскоро рассказал о своём споре с мясником.
— Вот только я так и не понял, что же его так рассердило, — закончил он.
Гэрроу пожал плечами:
— Жена Слоана, Измира, ушла за водопад Игвальда примерно за год до того, как твоя мать привезла тебя сюда. С тех пор Слоан даже близко к горам не подходит. Хотя, по-моему, не в его привычках от такой щедрой платы отказываться… Я думаю, он просто хотел тебе досадить. Он нас недолюбливает.
Эрагон от усталости уже едва стоял на ногах, его даже пошатывало, глаза сами собой закрывались.
— Господи, до чего же хорошо домой вернуться! — сказал он, сладко потягиваясь.
Взгляд Гэрроу сразу смягчился, и он, прекратив всякие расспросы, велел Эрагону идти спать. Едва добравшись до своей спальни, тот сунул камень под кровать и ничком рухнул на постель. Все, он дома. Впервые с того дня, как ушёл на охоту, он мог совершенно расслабиться и с головой провалиться в сон.
ИСТОРИИ О ДРАКОНАХ
Взошло солнце, и его тёплые лучи, проникнув в щель между ставнями, коснулись лица Эрагона. Он сел в постели, протирая глаза, потом спустил ноги на пол. Сосновые доски показались очень холодными. Эрагон с наслаждением потянулся, распрямил усталые, стёртые в кровь ноги и встал, зевая и почёсываясь.
На полках рядом с кроватью он разместил свою «коллекцию»: особым образом изогнутые и переплетённые ветки и корни, раковины, куски скальной породы, внутри которых виднелись сверкающие кристаллы, пучок целебных трав… Больше всего он любил узловатый корень, части которого так переплелись, что невозможно было определить, где конец, а где начало, этот корень ему никогда не надоедало разглядывать. Ещё в комнате имелся маленький прикроватный столик да небольшой комод.
Эрагон надел башмаки да так и застыл, глубоко задумавшись и уставившись в пол. По рассказам дяди он знал, что ровно шестнадцать лет назад его мать, которую звали Селена, вернулась в Карвахолл — беременная и без мужа. Она ушла из дома шесть лет назад и за все это время ни разу даже весточки не прислала. Известно было лишь, что она предпочитала жить в больших городах. И вот через шесть лет она вернулась домой — в богатой одежде, с жемчугами в волосах — и попросила у своего брата Гэрроу разрешения пожить у него, пока не родится ребёнок. Через пять месяцев на свет появился её сын, и тут Селена, заливаясь слезами, обратилась к брату и его жене Мэриэн с новой просьбой: воспитать мальчика. Когда они спросили, почему она хочет оставить сына, она лишь горше заплакала и сказала: «Я должна так поступить». Селена так отчаянно молила их, что они наконец согласились. Назвав мальчика Эрагоном, она уже на следующее утро покинула Карвахолл и никогда больше туда не возвращалась.
Эрагон хорошо помнил, как Мэриэн перед смертью рассказала ему об этом. Его тогда больше всего потрясло то, что Гэрроу и Мэриэн не являются его настоящими родителями. Казалось, зашатались и рухнули сами основы его бытия. Вскоре, впрочем, он научился как-то жить с ощущением «брошенного ребёнка», но его и до сих пор мучили подозрения, что для собственной матери он просто оказался недостаточно хорош. Наверное, думал он, у неё были веские причины, чтобы так поступить, но мне бы очень хотелось знать, каковы они, эти причины!
И ещё одно не давало ему покоя: кто его отец? Селена никому не сказала о нем ни слова, и кто бы ни был этот человек, он никогда не приходил в селение в поисках сына. Эрагону очень хотелось узнать хотя бы его имя и откуда он родом.
Он вздохнул и принялся тщательно умываться, вздрагивая, когда капли ледяной воды попадали ему на шею и на спину. Приведя себя в порядок, он вытащил из-под кровати синий камень и положил его на полку. Утренний свет ласково коснулся его гладкой поверхности, отбрасывая на стену синеватые блики. А Эрагон поспешил на кухню, где Гэрроу и Роран уже сели завтракать. На завтрак был цыплёнок. Эрагон поздоровался, и Роран с улыбкой поднялся ему навстречу.