И Канорти Сейхен вступил на эфес.
По залу пронесся дружный, изумленный вздох. Посол слышал перешептывания, и замечал, как кто-то выворачивает шею, разглядывая участок золотой росписи на стенах.
Канорти знал, что там написано.
«Воин ступает по крови, пролитой его оружием; мудрец – по начертанному его предшественниками; посол же идет по лезвиям мечей».
Кто мог предположить, что это исполнится буквально?
Канорти не мог даже помочь себе сохранить равновесие руками… ибо тогда выглядел бы как циркач. А это недостойно посла…
Ретанец уловил короткую презрительную усмешку, мелькнувшую на лице воина в черных доспехах и алой головной повязке, стоявшего по левую руку от императора.
«Знаю, что ты подумал… знаю. Наверняка, вспоминаешь, что гласит устав Илль-Цеана. Я его тоже читал… «уронивший меч на землю получает десять палок, намеренно бросивший его – двадцать, наступивший на свое оружие – пятьдесят и будет разжалован. Ибо мало что более позорно для воина».
Я знаю это. И у всех, кто смотрит на меня, нет оснований сомневаться, что и в Ретане все точно так же».
Сапог едва не соскользнул с гладкого лезвия; в последнюю секунду Канорти удержался, затаив дыхание. К великому счастью, даже краешек подошвы не коснулся проклятой земли…
Разумеется, меч был короче восьми шагов – даже если учитывать, что навершие рукояти легло не возле границы насыпанной земли. Так что последний шаг Канорти пришлось сделать очень широким… и одновременно попытаться не показаться смешным.
Ему удалось.
Вновь ступив на камень, посол выпрямился, и твердо взглянул на императора.
Выражение лица Эвеаллина не изменилось; и недрогнувшей рукой он протянул свиток.
– Да будет наш мир с Империей нерушим! – поклонился Канорти.
– Да будет наш мир с народом л’итэнн нерушим, – отозвался император.
И вновь по залу прошелестели удивленные возгласы – от подданных не ускользнуло изменение в произнесенном слове. Император не может ошибаться – так что же он хотел сказать?
Канорти вновь поклонился и отступил назад. А затем – опять шагнул на клинок.
Обратный путь протекал в абсолютном молчании зала. И завершился он столь же удачно.
Осторожно, не касаясь земли, Канорти поднял свой меч. Хвала Высоким Силам, древний клинок не подвел! Ни одна частица проклятой почвы к нему не пристала!
Вычурные, соответствующие этикету фразы, изысканные комплименты, на которые столь богат аристократический язык Илль-Цеана, ответная любезность императора… все это прошло как бы в стороне. Канорти исполнял роль, не думая о ней; а мысли его были устремлены на только что происшедшее.
Говорят, что каждый в жизни должен испытать себя великим испытанием. Может, для Канорти Сейхена оно только что произошло? Или ещё предстоит?
Увидим.
Несколькими часами позже Эвеаллин Неборожденный пригласил в комнату для частных бесед своего верховного советника и командующего армией – тех самых, что стояли у трона.
– Мой государь, – поклонился воин. – Войска размещёны, и они готовы выступить, как только посол доберется до своей столицы…
– В этом нет необходимости, – император изучил изумленные лица своих доверенных людей и неторопливо продолжил: – Правитель Ретана примет привезенный договор. Повода для войны не будет.
– Но… о государь, ведь посол опозорил себя! – осмелился возразить советник. – Он наступил на меч, и тем самым разрушил свою честь…
– Нет, – лаконично ответил император, но уточнять не стал. Впрочем, никому и не пришло в голову сомневаться в его словах.
А уже отъехавший на некоторое расстояние от Эйцина Канорти обернулся, и с усмешкой взглянул на стены столицы Илль-Цеана.
«Как же вы надменны и уверены в себе, жители империи. Вы считаете, что все живут так же, как вы… и вас выбивает из колеи иная точка зрения. Как вышло и сейчас…»
Ретанец вытянул из ножен клинок и посмотрелся в него как в зеркало.
– Я – это ты, – шепнул посол. – Ты – это я. Мы – это мы.
Формула, известная в Ретане каждому мальчишке. И очень хорошо отражающая то, что и выделяет эту страну среди других воинственных народов…
«Меч для нас – не предмет поклонения. Меч – это мы и есть. Такая же наша часть, как рука или сердце. И потому мы редко кому позволяем прикасаться к нашему оружию… как никто не позволит хлопать себя по плечу незнакомому человеку».
А ведь Эвеаллин это понял. Потому-то и чуть изменил произношение слова… изменив тем самым и его смысл.