Макс Кесслер замолчал.
— И все? — спросил мужчина, сидевший с ним рядом. — Это я мог прочитать и в Википедии.
— Разумеется, это не все, — ответил Кесслер. — Досье на сеньора Гусмана достаточно большое и подробное. Сексуальные привычки, необычное беспокойство по поводу желудка. Страх перед лифтами. Личные радиокоды. Имена ключевых людей в его организации, как в Мексике, так и в других местах, местонахождение штаба в джунглях Кинтана-Роо.
— Господи, вам все это известно?
— И даже больше, — кивнул Кесслер.
— Как я могу получить эту информацию?
— Вы ее получите, если заплатите мне много денег.
— Сколько?
— Двести пятьдесят тысяч долларов, — прямо сказал Кесслер.
— Вам не кажется, что это немного слишком?
— Вы можете себе позволить выложить такую сумму.
— И тем не менее речь идет об огромных деньгах.
— В таком случае не платите.
— Ваш отец был нацистом, верно?
— Триста тысяч долларов, — прошептал Кесслер.
— Хорошо. Когда я могу получить досье?
— Как только заплатите деньги, — ответил Кесслер.
— Половина после того, как вы отдадите мне досье, остальное — когда я его прочитаю.
— Не говорите глупостей, — сказал Кесслер. — Я получаю всю сумму и отдаю вам досье. Жесткая копия, микрофильм или микрофиша. Если хотите, я перепишу все на флешку. Мне без разницы.
Использование флешек стало единственной уступкой Кесслера технологиям двадцать первого века, но исключительно из соображений удобства транспортировки.
— Да вы шутите! — вскричал мужчина. — Вы рассчитываете, что я заплачу такие огромные деньги за кота в мешке?
— Я ни на что не рассчитываю, — сказал Кесслер и встал. — И я никогда не шучу. Спросите у своего отца. Триста пятьдесят тысяч.
— Вы сказали, триста!
— Мне не нравится ваш тон, — ответил Кесслер. — Сообщите мне свое решение.
Он посмотрел на часы. Машина будет ждать его перед музеем через пару минут. Он отвернулся от скамейки и направился назад, в сторону аллеи. Ротвейлер на поводке раскорячился на траве, и его живот ходил ходуном. Хозяйка пса, симпатичная молодая женщина в пестрой юбке и свитере, смотрела на своего питомца с видом гордого родителя, держа в руке вывернутый наизнанку прозрачный пластиковый пакет. Кесслеру стало интересно, заметила ли она, что на несколько миль вокруг нет ни одной урны.
Кесслер подошел к площадке перед музеем как раз в тот момент, когда появился «линкольн». Он снова забрался на заднее сиденье и велел водителю:
— Домой, пожалуйста.
Водитель кивнул и мягко отъехал от тротуара, а Кесслер откинулся на кожаную спинку и закрыл глаза. Он отлично провел утро: сначала хороший ланч, а за ним интересная встреча, подтвердившая одно из любимых утверждений его отца, когда речь заходила о сборе информации: иногда вопросы, которые тебе задают, гораздо полезнее ответов. Почему Харрисон Ноубл, глава «Предприятий Ноубла» — новой компании, занимающейся поисками сокровищ, сын миллиардера Джеймса Джонаса Ноубла, владельца нескольких фармакологических компаний, захотел получить подробную информацию о мексиканском бандите и наркобароне, чья база находится в самом сердце джунглей Юкатана? И почему именно сейчас?
5
Капитан военно-морского флота Аркадий Томас Крус стоял у штурвала старого вонючего рыболовного катера и курил. Редкие огни в деревне у него за спиной, которые он использовал в качестве ориентира, начали постепенно исчезать в дальнем конце бухты. Он немного подправил курс, чувствуя, как жалкая посудина лениво подчинилась движению штурвала.
Катер представлял собой кубинскую версию классического судна, каких множество в Кор-Саунд в Северной Каролине, — с низким, грациозно расширяющимся кверху носом и изящно округлой кормой без острых краев, чтобы за нее не цеплялись сети. В передней части имелись простая каюта со скромным камбузом и парой коек и пост управления рулем в плохую погоду, расположившийся в маленькой будочке с окном для рулевого. Катер достигал тридцати пяти футов в длину, и на носу у него красовалась старая, проржавевшая пластина с регистрацией в провинции Гуантанамо. На корме черной краской было намалевано название «Панда». В общем, совсем не такими кораблями обычно управлял Аркадий Томас Крус.
Он унаследовал от своего отца-кубинца смуглую, загорелую кожу и почти индейскую внешность, а от русской матери — высокие скулы и голубые глаза. Его родители познакомились в России. Отец учился в Первом медицинском институте в Ленинграде, мать работала физиком на Адмиралтейских верфях, построенных еще в царское время. Детство Аркадий провел в Ленинграде, раз в год ездил на Кубу с отцом, но никогда не чувствовал себя там как дома.