А еще это сведет к нулю его шанс занять престол, поскольку вполне возможно, что ему действительно придется остаться здесь навечно. Где бы это здесь не находилось.
Ему нужно выбираться и поскорее. Наместники Рукокрылых — временный совет, созданный для того, чтобы избрать лидера — скоро вынесет свое решение. До прибытия Скраивока и Крукеша Бледного Шенг был одним из главных претендентов на этот пост, поэтому он мог понять такое отношение к себе со стороны бывшего советника.
— Очевидно же, что здесь есть вход, значит, есть как минимум один выход, иначе как я мог здесь оказаться? — пробормотал Повелитель Ночи и огляделся вокруг. — И все же, что-то здесь ускользает от моего понимания. Технология?
Его взгляд снова упал на меч.
— Причуды варпа?
Меч хранил молчание.
— Если я возьму тебя с собой — ты покажешь мне путь? — спросил он, ожидая в ответ тишины. Самое странное — Скраивок знал, что меч его слышит.
Он так и не осмелился взять его в руки. Лишь один раз он обхватил его эфес — когда попытался уничтожить его впервые. Он все еще чувствовал чуждый след на своей ладони — несмотря на то, что в тот момент она была в перчатке, — как будто он испачкался в масле, которое невозможно отмыть. Не болезненное, но определенно неприятное ощущение.
С тех пор, когда он спал, ему снилось, как эта зараза расползается от руки к его сердцам.
До этой ошибки он избегал прикасаться к мечу сам, и даже подарил его своему палачу Келленкиру, чтобы избавиться от него. По всей видимости, меч хотел не этого, и снова вернулся к Скраивоку. На «Сумраке» он пытался снова отдать его другому воину, выбросить его в трюм, расплавить в горне кузницы, сжечь в плазменном поле и, совсем недавно — выкинуть в шлюз.
И каждый раз меч возвращался. Меч желал его.
Скраивок, колеблясь, протянул к нему руку и отдернул обратно. Взять его по своей воле — значит, заключить нерасторжимый договор. Он представлял это также ясно, как если бы ему об этом сказали прямым текстом.
Но, с другой стороны, это шанс выбраться из лабиринта и прийти к истинному величию. Он смог бы объединить остатки Восьмого легиона, привести их к Терре и плюнуть Императору в его бесстыжие глаза за равнодушие и бессердечность.
Но какой ценой? Либо смерть, или проклятье.
Он мысленно одернул себя за веру в глупые предрассудки. Теперь они уже слишком далеко ушли от Имперской Истины.
Выбора нет. Он быстро потянулся за мечом, пока сомнения не захватили его с новой силой. По привычке он взял его за ножны, как обычно, но в этот раз — расстегнул ремень и опоясался им.
Затем он обнажил клинок.
Руку начало покалывать. Ощущение скверны вернулось к нему с новой силой, и в этот раз с ней на его спину опустился груз — бестелесный как воздух, но ощутимый. На краю сознания он ощутил чувство торжества, но не своего, а чьего-то еще.
Вот оно, подумал он. Начало чего-то нечестивого.
И это стало последней мыслью, принадлежавшей лишь ему.
— Покажи мне путь, — сказал он мечу.
И Скраивок покинул комнату во второй и последний раз.
Поворот за поворотом он шел по лабиринту. В этот раз они не вернулись в первую комнату. Он обнаружил, что целые секции лабиринта были заполнены лазерными сетками, огнеметными точками, бездонными ямами, спрятанными в полу шипами и свисающими с потолка лезвиями-маятниками. За секунду до активации очередной смертельной ловушки меч начинал дрожать в его руке и каким-то образом делился знаниями, откуда ждать опасности и как идти, чтобы ее избежать.
В самых темных уголках лабиринта кромка клинка начинала сиять неестественным светом, которому Скраивок не мог подобрать названия. Каким-то образом он не разгонял тьму, но делал ее еще глубже. Но Скраивок продолжал безошибочно двигаться дальше. Иногда меч начинал тянуть его руку, указывая ему на те тоннели, в которые он никогда бы даже не подумал свернуть, иногда на те, которые он даже не смог бы распознать. Не раз он был уверен, что меч заставлял его возвращаться назад, ходить кругами или идти обратно в самое сердце безумного лабиринта теми путями, которыми — он был готов поклясться, — уже проходил.
Но выбора не было, и меч продолжал указывать ему путь.
Качество сборки лабиринта было великолепным. Под каждой панелью, каждой поверхностью было искусно скрыто множество шестерней и механизмов. Время от времени он останавливался, прислушиваясь к отдаленному гулу и дрожи — будто целые секции всей структуры двигались вокруг него.
Может быть, это значит, что что-то открывается?