Война расползлась по суровой, неподатливой земле. Единственным возможным итогом было поражение одной из сторон. Рев горнов еще не утих, но кровь уже начала литься, когда один из генералов заговорил.
— Ты ассоциируешь себя с императором или тетрархом, брат? — спросил Фулгрим.
Фениксиец сидел, оперевшись на спинку стула, и разглядывал Ферруса, отделенного от него набором изящно вырезанных игровых фигур. Он заинтересованно сощурился и подался вперед, чтобы оказаться на одном уровне с братом, который сгорбился над доской, планируя следующий ход.
В отличие от более строго выглядящего брата, Фулгрим был одет в широкое одеяние из переливающейся фиолетовой ткани, а серебряные волосы свободно падали на плечи. У заостренных пальцев, рядом с доской, стоял кубок слоновой кости, гравированный причудливыми символами. Фулгрим отпил из кубка, что, по-видимому, придало ему энергии, и сказал:
— Мне кажется, ты считаешь себя тетрархом. Я прав?
Он повертел в пальцах фигуру, изображавшую дивинитарха. Она представляла собой слепую провидицу с надвинутым капюшоном и служебным посохом с символом зрачка посередине буквы «I». Точнее, йоты из древнегреканского.
Феррус не поднял на него взгляд, все внимание сосредоточив на фигурах.
— Пытаешься меня отвлечь, брат? — добродушно спросил он.
Тон голоса не соответствовал его облику. Феррус был облачен в медузийские боевые доспехи — черные, как похоронный саван, тяжелые и неуязвимые на вид. Волосы были коротко подстрижены, а лицо выдавало не больше эмоций, чем камень.
Фулгрим откинулся назад, и свет от люминесцентной сферы наверху выхватил фарфоровую гладкость кожи на лице и шее. Длинные блестящие волосы коротко вспыхнули под мягкими лучами.
Там, где кончался свет, была лишь тьма. Из-за нее определить точный размер помещения, в котором они играли, не представлялось возможным. Однако низкий свист, отдававшийся эхом в прохладном воздухе, указывал на то, что оно было по меньшем мере широким залом или галереей.
— Вовсе нет, — ответил он, но едва заметный изгиб губ выдал ложь. — Я просто интересуюсь: император или тетрарх?
— Почему бы не примарх? — отозвался Феррус, поднимая наконец на Фулгрима задумчивый взгляд холодных глаз, напоминавших кремень или огненно-ледяной обсидиан. — Ведь мы примархи, разве нет?
Феррус сделал ход, хитроумно выведя во фланг своего последнего экклезиарха. Он подался назад, сложив руки на груди, и принял довольный вид.
Фулгрим засмеялся с искренним, теплым дружелюбием, которое так редко испытывал вне общества своего брата.
— Тебе следует получше скрывать свои намерения, Феррус.
— Правда? — Намек на улыбку появился было на лице Ферруса, но быстро уступил место прежним суровым линиям. — Кто носит маску лучше, чем Горгон, брат? — поинтересовался он. — Просвети меня.
— И кто кого теперь пытается отвлечь?
Феррус не ответил, просто указав на доску рукой в латных перчатках.
Фулгрим слегка помрачнел, обратив на них внимание, но быстро пришел в себя. «Кто надевает броню для мирной стратегической игры?», — подумал он, но невысказанные слова были полны такого гнева, что окружающие тени будто начали испуганно отдаляться. И латные перчатки? Какое дилетантство.
— Неужели тебя не сердит, — произнес он вслух, обращаясь к Феррусу, — это прозвище? Горгон. Уродливое создание, монстр из греканских мифов, столь отвратительный, что один взгляд на него превращал людей в камень.
Феррус коротко рассмеялся.
— Я считаю его комплиментом. К тому же я действительно уродлив.
Они вместе посмеялись его самокритичному ответу. Такова была крепость их братских уз: только в присутствии Фулгрима Феррус мог сказать подобное, мог вести себя так непринужденно.
Тем не менее Феррус счел необходимым обосновать ответ. Этого требовала его натура.
— Мои враги каменели от страха при одном лишь моем взгляде, — сказал он, вздохнув. — Если б только все битвы было так легко выиграть.
— Да… — задумчиво отозвался Фулгрим, почти забыв про доску. — Если бы.
Он опять подался вперед, собираясь отпить из кубка, но к своему неудовольствию заметил, что тот уже пуст.
— Мы с тобой друзья, да? — спросил он.
Вопрос Фулгрима заставил Ферруса скептически нахмуриться:
— Разве я не выковал для тебя меч, брат?
— То есть дружба заключается в выковывании мечей?
— Не могу представить себе большего знака доверия, — ответил Феррус с честностью столь простой, что Фулгриму было тяжело ее видеть. — Мы воины, а потому должны быть уверены в оружии, с которым идем в бой. Я бы не взял клинок, на который всецело полагаюсь, от кого попало.