Всюду бесчинствовали воины, гонимые болью от ядов, которые должны были бы убить их, но изменились благодаря мутациям. Они собирали всё, что осталось в опустошённых хранилищах, с жадностью пили и поили этим схваченных врагов, смешивая всё новые коктейли. Вскоре они разойдутся по развалинам Горвии, и цикл повторится вновь.
Но наблюдавший за зрелищем Эйдолон знал, что здесь они не утолят своих желаний. Выжившие легионеры будут искать всё более острых ощущений, всё большего разгула. Воины будут двигаться дальше и дальше, никогда не останавливаясь, иначе их убьёт то, чему они с упоением предались. Чтобы утолить подобную жажду потребуется мир, населённый миллиардами, мир, где жило столько людей, что даже у легиона уйдёт век на то, чтобы поймать всех.
И тогда Эйдолон понял. С дарованной наркотическим опьянением ясностью он понял, что нужно сделать дальше. Эйдолон, Разделённая Душа, тот, кто умер, но теперь жил вновь, осознал, что они достигли всего, что могло быть достигнуто, и теперь осталась лишь одна цель. Настал поворотный день. Он посмотрел на звёзды, уже предвкушая, какое насилие свершит его легион, и поморщился, ощутив текущую по щеке едкую слюну.
— Итак, мы отправляемся на Терру. Мы повторим там всё совершённое здесь и сделаем это с благословения самого Воителя.
Крис Райт
Последний сын Просперо
— Тебя было нелегко найти, — произнес Каллистон.
Брат-сержант Ревюэль Арвида взглянул на него. Солнце сияло, опаляя плато, из-за чего казалось, что воздух дрожит. До самого горизонта тянулись кроваво-красные и бледно-розовые скалы, покрытые редкими полосками кустарника.
— Не понимаю, почему, — ответил Арвида, поднимаясь на ноги. — Я же говорил, где меня искать.
— Пустыня слишком велика.
Обоих легионеров покрывал тонкий слой пыли. Каллистон, более высокий, был облачен в полный доспех, за исключением шлема с гребнем, свисавшего с пояса на бронзовой цепи. Арвида же носил свободную полевую форму, сверкающую белизной в ярком свете. Его кожа блестела от пота. Вдали, у самого горизонта, клин золотых журавлей лениво взмахивал крыльями в полуденном мареве.
— Что ты узнал? — Спросил Каллистон.
Ревюэль отвернулся и посмотрел вверх, в размытое от сияния небо. Что-то прозрачное витало там, мелькало и исчезало вновь, словно отражение, замеченное боковым зрением. Взгляни прямо — и оно исчезнет, но краем глаза его можно заметить, пусть и лишь на мгновение.
— Мой Взор подводит меня, — сказал Арвида. — Ускользает из мира. Я вижу камни и небо, ничего более.
Каллистон улыбнулся.
— Он вернется. Великий Океан переменчив.
— Или пересыхает.
— Твой тутиларий не ведет тебя?
— Когда я слеп, слепнет и Яниус. Если я вижу, он видит.
Кивнув, Каллистон вытер ладонью пот со лба.
— Хотел бы я дать тебе больше времени, но мы получили приказ. Отбываем в пустоту.
— Прямо сейчас?
— Похоже на то.
— Кто распорядился?
— Примарх.
Арвида заколебался. Он долго и безуспешно пытался одолеть свою привычку сомневаться, потребность, что мешала ему подняться в иерархии легиона, несмотря на силу, которой, как признавал даже Ариман, Ревюэль обладал. Тысяча Сынов были почтительным легионом. Дисциплинированным. Легионом, в котором верность ценилась превыше всего.
— Я не понимаю, — не желая того, произнес Арвида. — Океан неспокоен — в немногих оставшихся у нас видениях одни лишь убийства. Просперо нуждается в охране, больше, чем когда — либо. И ты, брат-капитан, советовал то же самое.
— Да, советовал.
— Тогда почему…
— Чего ты от меня хочешь? — На суровом лице Каллистона прорезалась улыбка, но за ней что-то скрывалось — усталость, или, возможно, самобичевание. — Мы отбываем в пустоту. Скиммер уже в пути.
Ревюэль отвернулся. Призрачный силуэт дрожал в небе над ним, искристый, словно блики на воде. Ветер сгонял пыль в небольшие вихри, которые на мгновение-другое зависали высоко над спекшейся землей и обращались в ничто. Пустыни Просперо изменялись, окрашиваясь зеленью там, где их пронизывали ирригационные каналы из оазиса Тизки. Когда-нибудь этот высушенный край расцветет садами.
— Почему сейчас? — Спросил Арвида.