Пусть и медленно, но потоки излишней энергии завернулись обратно и затвердели, обретя форму плоти. Существо упало на колени, затерянное в мире собственного разрушения и сотворения. Отдельные вспышки пламени еще пробегали по его спине.
Дергаясь и пошатываясь, создание вновь поднялось и выпрямилось в полный рост. Оно стряхнуло с себя некротические массы удушающего варп-огня… и оказалось человеком.
Он был живым. Он был цельным. Он обладал могучим коренастым телом, квадратным подбородком и бычьей шеей. Тугие мышцы оплетали крепкие кости. Язвы исчезли, раны излечились. Человек был обнажен — его лохмотья сгорели, — и Хан с Малкадором увидели мускулистого легионера. Один его глаз был кривым, едва заметной щелкой в наслоении шрамов, но другой — совершенно здоровым. По только что созданной коже метались заряды энергии, искрившиеся такой силой, что больно было смотреть. Воздух вокруг него дрожал, словно над раскаленными от жара древними пустынями Просперо.
Человек поднял глаза, и в них не было боли.
Малкадор молчал. Последние обломки эфирных ловушек со стуком падали на камни пола. Мерно гудели устройства для переливания крови. В бронзовых чашах подрагивало ритуальное пламя.
Хан внимательно вгляделся в человека перед собой. Лицо его было одновременно лицом Арвиды, и не Арвиды, Магнуса и не Магнуса. Это был не примарх, но и не смертный. Воины изучали друг друга в течение многих ударов сердца, не шевелясь и не говоря ни слова.
Вихри энергии танцевали вокруг новорожденного создания, словно всполохи молний в грозу. Человек медленно согнул руки, сначала одну, затем другую, и посмотрел на них в немом изумлении. Каждое его движение было прерывистым и сопровождалось потусторонними вспышками варпа.
Малкадор обхватил посох двумя руками, готовясь применить его. Наполнившая зал сила, от которой трещал воздух, могла в любой момент обратиться в пламя.
Каган так же медленно опустил клинок. Он прищурился, словно осматривая ловчего сокола перед охотой. В представшем ему теле не было тени примарха, но не было и чудовищной жертвы изменения плоти. Хан видел нечто другое. Нечто новое.
— Ты не Арвида, — произнес Джагатай.
Человек взглянул на него в ответ.
— Не совсем.
— Твоя хворь?
— Ушла.
Малкадор оставался настороже.
— Не приближайся к нему, — предупредил он.
— Я не тот, кем ты хотел меня сделать, Сигиллит, — произнесло неидеальное создание. — Я понимаю, что это для тебя значит, и я сожалею. Верь мне.
Какое — то мгновение Регент выглядел удивленным, но затем сухо улыбнулся, признавая поражение.
— Самый деликатный из всех, — пробормотал он.
Хан убрал тальвар в ножны, всё ещё сомневаясь, глядит он в лицо товарищу, брату или обоим.
— Как мне тебя называть?
Создание взглянуло в лицо примарху, и в его взоре мелькнуло узнавание. Оно вспомнило славу Великого Крестового похода, вспомнило пепел сожженной Тизки. Часть воспоминаний, по-видимому, пережила сотворение, но от других остались лишь грёзы на краю памяти.
Но, впервые за долгое время, человек не испытывал боли, и это многое изменило.
Когда он заговорил снова, его голос был мягким и успокаивающим, хотя и раздваивался.
— Называй меня так, как меня звали всегда, — ответил человек. — Зови меня Яниус.
Грэм Макнилл
Алый король (не опубликовано)
Еще не опубликовано.
Энди Смайли
Долг Крови
Самопожертвование. Сражаться и умирать во имя другого. Это бремя воина, суть его долга, добродетель, объединяющая нас, и предателей, и лоялистов. Все мы были рождены заостренными щитами Императора, призванными служить, пока нас не повергнет клинок или пуля.
Все действия Хоруса Луперкаля говорили о том, что он понимал эту правду.
Он отвернулся от Императора, уничтоженный и развращенный, принял ложных богов, в поиске более славного конца. Когда Хорус погиб, это случилось не во имя его отца. Опутанный отчаянной самоуверенностью Воитель принёс в жертву всё, в тщетном сражении со своей неотвратимой судьбой.
Жестокая ирония в том, что, продолжая служить, продолжая шагать по окровавленному пути, заданному моим отцом, мне приходится совершать свои сделки с дьяволами. Чего мне будет стоить такая преданность? Что ещё я потеряю ради того, чтобы мы были сильны в борьбе с проклятием нашей крови?
Даже задав этот вопрос, я знаю ответ.