— «Врагов Не Осталось», — произнес он, добросовестно стараясь изменить свой мощный, грубый голос, чтобы изобразить изящную речь прелата. — «Но ведь это же не имя».
Стая и её вожак расхохотались, впервые с того момента, как Повелитель Зимы и Войны объявил им об изгнании на Терру. Улыбнулся даже Яурмаг Смеющийся, но, подтверждая иронию в своем имени, тут же посерьезнел вновь.
Гай Хейли
Укромное местечко
Гендор Скраивок, Лживый Граф, Мастер Когтя сорок пятой роты, неподвижно стоял посреди командной палубы «Темного Принца». Игнорируя суетящихся членов экипажа мостика, он неотрывно смотрел вдаль сквозь единственный уцелевший иллюминатор из бронированного стекла. Вытянувшись в струнку, как на параде, он стоял и смотрел на флот Легиона, точнее, на то, что от него осталось. То было кладбище разбитых кораблей, бесцельно дрейфовавших в разноцветной ярости накрывшего Ультрамар эфирного шторма; обломки их надстроек на фоне бури были подобны ледяным узорам на стекле.
Зрелище было угнетающим. Возможно, подумал Скраивок, оно и было по-своему красивым, но он не был ценителем красоты. Даже сквозь почти полностью непрозрачное стекло свет порожденного варпом возмущения причинял боль его чувствительным глазам. Не двигаясь, он перевел взгляд за завихрения шторма, в глубокую ночь за границами маленького помпезного королевства Жиллимана.
Немногие уцелевшие корабли из тех, что прибыли сюда, уже давно ушли. Он не винил их. На самой границе системы Сота была аномалия, полночно-черное слепое пятно прямо за точкой Мандевилля, заметное на фоне далекого звездного скопления Сапфир. С давних пор оно было излюбленным местом встреч Повелителей Ночи, с наслаждением планировавших свои кровожадные кампании под самым носом у Ультрамаринов. Эта странная звездная тень осталась на месте.
Изменилась сама Сота.
То была больше не тихая заводь на задворках галактики; теперь она буквально кишела жалкими сынами Жиллимана. Стоило новоприбывшим кораблям Восьмого увидеть бесконечный поток судов, курсировавших к планете и от нее, или недавно построенную орбитальную станцию, или услышать постоянно забитый болтовней ноосферный эфир — если им позволяло состояние, они тут же разворачивались и устремлялись обратно в эмпиреи. Один за другим, хромая, отбывали и остальные, лишь слегка залатав свои корпуса, чтобы остаться на ходу.
А те, что остались, были уже безнадежны. «Темный Принц», как неохотно признавал Скраивок, был из их числа.
Он провел много бессонных ночей, ожидая вот-вот услышать сигнал боевой тревоги, но Тринадцатый так и не пришел. Ожидание нагоняло на него скуку так же как и все остальное. Гендор начинал догадываться, что было причиной столь повышенной активности врагов, и что это каким-то образом имело отношение к регулярным вспышкам энергии в системы Сота. К счастью, эти вспышки ослепляли Ультрамаринов, и помогали Скраивоку скрываться от сновавших кругом врагов.
По крайней мере, пока что это было укромное местечко.
Из девяти оставшихся кораблей признаки жизни подавали только «Темный Принц», «Доминус Ноктем» и «Скрытный Удар». Остальные были полностью мертвы, их реакторы отключены, а легионеры эвакуированы.
Дрейфующие с отключенными огнями, они были похожи на пересекавшие межзвездное пространство вытянутые тени.
Скраивоку было интересно, какие ужасы теперь разыгрывались в их холодных утробах. Какие мелкие царьки властвовали над рабами на темных разрушенных палубах теперь, когда их хозяева ушли? Берегли ли они истощающиеся запасы еды, воды и воздуха, чтобы поддерживать свою преходящую власть? Он был уверен, что так и было. Если Скраивок и усвоил что-то за десятилетия службы, так это то, что люди всегда возвращались к одному и тому же образу жизни, и он был омерзителен.
Наблюдать за иронией судьбы на полудюжине маленьких Нострамо было поистине увлекательным делом. Это хотя бы помогало ему чуть-чуть разогнать скуку.
Потерявшие управление корабли под действием силы притяжения медленно сползались друг к другу во вселенском спокойствии космоса, где им вскоре предстояло встретить свою кончину, превратившись в кучу сломанных переборок и поврежденной обшивки.
Идея ему понравилась: понаблюдать за их столкновением было бы интересно.
Он находился уже здесь семь месяцев. Он сверился с хронометром на ретинальном дисплее. Он делал это как одержимый, считая часы с растущим раздражением.
«Да», — подумал он. — Семь месяцев прятаться в тенях, зализывая раны. Великолепно!»