Буря
Это был девятый день девятого месяца. Время Бури Ангелов настало. Я стоял в центре дуэльного камня и ждал своих сынов. Прошло больше года с тех пор, как я последний раз видел Амита и Азкаэллона, отправив их сразиться с Люцием и Кхарном. Я повернулся к двум статуям Императора, нависавшим над главной аркой зала. Между ними горела одинокая кроваво — красная свеча. Воск почти выгорел, и, когда свеча угаснет, начнётся Буря. Сто ударов сердца я смотрел на огонь, неподвижно горевший в застоявшемся воздухе. Он дрогнул лишь под конец. Я смотрел, как он мерцает и угасает. Пройдёт ещё мгновение, и свеча сгорит. И в это же мгновение она вспыхнет ярче всего.
Тогда я подумал о своих сынах, и мой дух дрогнул, как и свеча. Я подумал о моих Ангелах и о ярости, с которой они сражались среди звёзд. Сколь долго пламя сможет сдерживать притаившуюся в их крови тьму? Дурные предчувствия вытягивали из меня силы, когда я размышлял о последних днях своих детей и ужасных разрушениях, и утратах, которые тогда произойдут.
— Владыка Сангвиний.
Сильный голос Амита вырвал меня из раздумий. Я напомнил себе, что пламя продолжает гореть. Судьба моей родословной ещё не предрешена, и, если я стану лишь наблюдателем, то сейчас должен буду направлять своих сынов. Я обернулся и увидел, как Амит стоит под восточной аркой, неровным каркасом из тёмной меди и зазубренного железа. Он не кланялся и не салютовал, ведь в этом месте не было чести, лишь жизнь, смерть и мгновения, отделяющие одно от другого.
Он пришёл как Алчущий Крови. Нападающий, разрушитель. Несомненно, он был рождён для этой роли. Я вздохнул.
— Владыка Сангвиний.
Раздался с другой стороны зала голос Азкаэллона. Я не повернулся к нему навстречу. Он стал Спасителем. Моим защитником.
Я ощутил, как тяжелеет сердце, а руки сжимаются от гнева.
Я ошибся. Урок не пошёл впрок.
Они выбрали те же роли, которые играли всегда.
Я неподвижно стоял, пока они поднимались на дуэльный камень и готовили клинки. Я кивнул, повелевая им начать, и закрыл глаза. Я не хотел вновь смотреть на привычное зрелище. Я едва замечал, что происходит вокруг. Азкаэллон никогда не позволит Амиту ударить меня, а Расчленитель всегда будет пытаться. Мой разум блуждал, скользил по нитям раздумий, но тут…
В знакомых ударах ваальской стали, в фоновом шуме Бури, в которой я стоял долгие годы, что — то изменилось. В этот раз в скорости и ритме было нечто иное.
Изменение привычного хода боя.
Я открыл глаза, и увидел, как Амит оступился и подался назад под яростными ударами Азкаэллона. Я мысленно улыбнулся, видя, как Азкаэллон развивает успех всё новыми яростными взмахами меча. Но Амит держал себя в руках и парировал каждый удар, пока не нашёл брешь. Его атака была идеальной. Азкаэллон остановил клинок лишь тогда, когда он уже летел к моему животу. Я наблюдал с искренним интересом.
Но перерыв в привычном ритме боя был недолгим, и уже к следующей сшибке мечей они вернулись к своей истинной природе. Амит атаковал, не сдерживая гнева, жертвуя защитой ради возможности победы. Успокоившийся Азкаэллон сражался взвешенно и хладнокровно, не желая рисковать ради смертельного удара. Но бой шёл, и вновь и вновь, то тут, то там я видел в каждом из них проблески другого.
Я ошибался, думая, что они смогут изменить свои роли. Хорус был прав — мы те, кто мы есть. Но мы можем смягчить, сгладить свои изъяны добродетелью братьев. И тогда я узнал надежду. Словно третье сердце она медленно билась в груди, ожидая возможности ускорить пульс, забиться чаще, обещая славное будущее.
Я видел слишком много возможных погибелей, чтобы верить, что меня и мою родословную ждёт прекрасная судьба. Но теперь груз уверенности не сокрушал меня, ведь, когда придёт день, и мои сыны поддадутся тьме в своей крови, то, надеюсь, добродетели сражающихся вместе с ними удержат их в свете.
Джеймс Сваллоу
Прицел
Готовность — вот твое жизненное кредо. Всегда будь готов действовать мгновенно, всегда оставайся на расстоянии руки от своего оружия. Всегда будь настороже и совершай убийство, если представится возможность — но только если ты уверен в успехе. У тебя будет всего один миг, чтобы принять решение.
Не ошибись.
Пистолет, сжатый в грубой, покрытой шрамами ладони, был куда тяжелее, чем помнилось ему. Странное дело, если подумать. Он прекрасно, до мельчайших деталей, знал это угловатое, ничем не украшенное оружие. Мог с точностью определить, сколько зарядов в пистолете, просто взвесив его в руке. Их было шесть — пять в магазине, один в патроннике — а должно быть только пять, как учили инструкторы, заставляя вызубрить правило наизусть. Лишний заряд нарушает баланс оружия, приводит к ненужному износу механизма. Они сказали бы, что нет смысла стрелять больше пяти раз. Кому не хватит одной пули?