В конце всего, он хотел умереть. Стать оружием.
Подняв канонерку «Ультио» в космос, отыскав «Мстительный дух» и убедившись, что Хорус на борту флагмана, ассасин направил свой катер, словно ракету, в палубу, на которой стоял Воитель. Келла вела слабая, ничтожная надежда на то, что сын-предатель Императора будет смертельно ранен в столкновении.
Но, понимая, насколько ничтожны шансы…
…пока корабль пылал вокруг него…
…куда ни посмотри — алая мозаика тревожных рун…
…крохотная спасательная капсула, голубоватое сияние из люка…
…нужно только сделать шаг…
…задание — всё, что осталось у Эристида Келла в его опустевшем, полном отголосков прошлого существовании…
Он бежал, убедив себя, что гибель в этот момент ничего не докажет, а значить будет ещё меньше. Келл не собирался умирать на борту катера, пока в нем оставалось жизни хоть на один вздох, пока в оружии оставалась хоть одна пуля.
В общей неразберихе, возникшей после его безрассудной атаки, и облаке атомного огня, ознаменовавшего уничтожение «Ультио», запуск спасательного модуля прошел незамеченным. Вонзившись в корпус «Мстительного духа», капсула доставила Эристида в царство врага, и ассасин засел в нем, словно осколок в открытой ране.
Келл обращался к этому воспоминанию чаще, чем к остальным — обрывкам детских лет или поздним фрагментам идеальных убийств, покрытым кровавыми пятнами. То действие изменило условия его существования.
На Дагонете Келл не сумел казнить Хоруса. Он провалился.
Но когда ассасин оказался здесь, на борту «Мстительного духа», и, скрываясь на нижних палубах, вновь начал планировать это убийство, былая неудача утратила значение.
Он не провалился. Миссия не закончилась. Эристиду Келлу ещё суждено было выстрелить.
— Я здесь, чтобы сразить чудовище, — сказал он, и поклялся, что на сей раз преуспеет.
Никогда не спрашивай, кто они такие. Никогда не уделяй и секунды своего времени подробностям их существования. Не спрашивай себя, заслуживают они смерти или имеют право на жизнь. Тебя не должно это волновать, сию ношу, сняв груз с твоих плеч, взвалили на себя мужчины и женщины, обладающие большим знанием.
Будь благодарен за дарованную ясность, и принимай её без сомнений. Знай, что цель — единственная истина.
Между ассасином и палубным матросом установился шаткий мир. У Литэ нашлись ещё палочки лхо, и серв дрожащими руками протянул одну из них Келлу. Тот принял предложение, и они некоторое время курили в дружеском молчании, оценивая друг друга.
Эристид глубоко, с наслаждением затягивался наркостетическим дымом — прошла целая вечность с тех пор, как он предавался порокам. Или, по крайней мере, так ему казалось. Совершая эти мелкие, обыденные манипуляции, Келл чувствовал нечто отличное от блеклой, бесконечно пустой меланхолии, преследовавшей его со времен Дагонета. Впрочем, он не мог сказать, что именно ощущает. Названия подобных вещей забылись.
Потом Литэ завел разговор о шрамах Эристида и бесцветных пятнах на коже, там, куда пришлись змеиные укусы, но ассасин ещё не был готов обсуждать подобное. Вместо этого, он попросил матроса рассказать о себе… и тот медленно, опасливо поведал свою историю.
— Ты можешь подумать, что я слабак, — начал серв.
Келл именно так и решил, но не видел причин признаваться.
— Позволь объяснить, как всё было. Я начал вкалывать на палубах «Духа» с малых лет, как только набрался силенок, чтобы поднимать муфту генератора, так-то. Я знаю все истории о том, как киль корабля закладывали на верфи, могу рассказать о людях, умерших, чтобы подарить ему жизнь. Здесь целая книга о «Духе», понял?
С этими словами серв похлопал себя по голове. В полумраке на ней виднелись синяки и следы старых ушибов.
— Прямо здесь, да, — продолжил Литэ. — Ничего не забыто.
Келл знал о таких вещах. Словесные предания и устные традиции возникали на огромных боевых кораблях Империума, точно так же, как в городах на поверхностях планет. Настолько грандиозны и сложны были межзвёздные гиганты, что в их тени рождались настоящие легенды, истории о призраках и современные мифы, одной ногой опирающиеся на факты, а другой утопающие в фантазиях. «Мстительный дух» относился к числу таких кораблей, и ассасин не сомневался, что под его стальной кожей живут предания, насчитывавшие уже целые столетия. Члены экипажа делились такими историями друг с другом, передавали их новым поколениям служителей, приукрашивая и дополняя легенды по ходу действия. Матросы, подобные Литэ, являлись кем-то вроде летописцев, своеобразного и примитивного толка.