Однако в этот раз все было по-другому, поскольку после исчезновения Первоизбранного на его месте остались два силуэта, вышедшие из рассеивающихся теней. Они были бледными и прозрачными, но, несомненно, людьми — и Робаут знал их очень хорошо. Другие в комнате знали их тоже, увидев их сходство с изображениями в храмах, посвященных Мстящему Сыну — или, в случае Эонида, пиктах и видеозаписях. Тишина наступила в зале, когда все наблюдали, ощущая вес судьбы и взгляд Богов.
Призраки Конора Жиллимана и Тараши Ойтен шли к тому, кого они оба считали сыном, когда были живы. Насильственное изгнание Бе’лакора окончательно сломало власть демона над их душами, и они были освобождены впервые с той ночи восстания, когда Первоизбранный манипулировал знатью Макрейджа и организовал их смерти, вынуждая Робаута сделать свой первый шаг на пути к проклятию. Бывший правитель Макрейджа и его сенешаль приблизились к примарху, их стопы парили в нескольких сантиметрах над мраморным полом.
— Робаут, — произнесли они, и их голос был полон мягкости, сострадания и понимания, а также разочарования и горя. — Всё кончено. Ты можешь на этом остановиться. Идти дальше не нужно.
Призрак Конора дотянулся до приёмного сына эфирной рукой. Наступила сверхъестественная тишина, как если бы сами Тёмные Боги умолкли, ожидая следующего мига.
— Мы можем помочь тебе, наш сын. Ты добился всего, чего хотел. Ты же помнишь? Слушать ИХ больше не надо.
При взгляде на призраков приёмных родителей лицо Робаута впервые смягчилось с тех пор, как его заточили в стазисном поле. Инфернальный огонь в его глазах стал утихать. На миг он стал выглядеть настолько человеком, насколько это было возможно для примарха.
— Они лгали тебе, — прошептал призрак Тараши. — Они всегда тебе лгали. Но ты сильнее, чем они думают. Ты можешь вырваться из их оков и стать свободным. Ты можешь снова овладеть своей судьбой…
— Я знаю свой путь, — голос Робаута звучал напряжённым. — И ничто не заставит меня отказаться от него. Даже ваши просьбы.
Огонь в его глазах снова вспыхнул. Примарх Ультрамаринов встал прямо, и при этом все тени в зале стали более глубокими. И вслед за этим Робаут Жиллиман, который больше не был Мстящим Сыном, прошагал прямо через призраки Конора и Тараши, и те обратились в дымку при контакте с его покрытой нечестивыми рунами бронёй, издав последний умоляющий и скорбящий вопль, который так и остался не отвеченным.
— Ты сделал это! — выкрикнул Эонид, и ненависть ушла из его голоса, сменившись изумлением и горем. — Я думал… нет, часть меня думала, что в тебе что-то осталось от человека, которого я уважал. Но, похоже, я оказался неправ. Это ж были твои родители, УБЛЮДОК! Это был у тебя шанс отказаться от прошлого, на котором тебя вела их ложь… твой последний шанс на выбор, Робаут. Но, похоже, ничего у тебя не осталось, не так ли? Тёмные Боги забрали всё у тебя. Ты просто подонок.
— Они забрали у меня слабости и заполнили образовавшиеся пустоты силой, — ядовито откликнулся Робаут. — И ты не в том положении, чтобы обвинять меня, Эонид Тиэль. Чем же ты отличаешься от меня? О способностях, которыми ты владеешь, обычный смертный может только мечтать.
Довольно игр. Мои сыны, убейте этого отступника.
Лорды Хаоса заворчали и вздрогнули, когда воля примарха обволокла их, преодолев их умственную защиту и добравшись до подчинения приказу, которое было записано в самом генетическом коде Астартес. Четыре Космодесантника Хаоса медленно, нерешительно поднялись, борясь с вторжением в свои мысли. Все они были сильны, но они не были достаточно сильны, и Робаут говорил от имени богов, которым принадлежали их души. Один за другим их сопротивление исчезло, и они выхватили оружие и зашагали по направлению к Пожертвованному Сыну.
За исключением Тита. Каждую секунду, которую он проводил на коленях, его ярость росла, доходила до недостижимых прежде высот из-за унижения и потери контроля. Из всех Лордов Хаоса, которые присягнули Марию Гейджу, только Тит сделал это из-за желания уничтожить Тринадцатый Легион полностью. Когда выяснилось, кто скрывался под личиной Гейджа, это потрясло других Лордов, заставило их пересмотреть свои позиции и преданность в великой схеме вещей. Но Титу было все равно. Во всяком случае, откровение о том, что Пожертвованный Сын был Эонидом Тиэлем, легендарным отступником, чьи печально известные деяния до сих пор пересказывались по всему Губительному Шторму в качестве предупреждения для тех, кто осмелится предать наследие Жиллимана, лишь подкрепило его решение остаться с ним.
Тит взревел от ярости, и хотя власть Повелителя Черепов текла в Жиллимана вместе с силой других Богов Хаоса, тёмные дары, которые Тит получил благодаря своему служению, ответили на его злобу. Кхорнит наполнился силой, вырвался из хватки Жиллимана на своей душе, и Гнев Кхорна выступил против своих трех бывших союзников, все еще находящихся во власти Тёмного Повелителя Хаоса. Ибо Кхорну угодно лишь пролитие крови, а не то, чьей она будет.
Однако Лорды Хаоса были великими воинами, и они немедленно отреагировали на нападение Тита. Адский клинок Сикария встретил цепной меч Тита и отразил удар, который бы разорвал шею Князя-Воина, однако Гнев Кхорна ударил с такой силой, что Катона оттолкнуло назад. Булава Каста обрушилась на кхорнита, но Тит уклонился от удара и контратаковал, его демонический пиломеч распорол брюхо нурглиту, и из раны выпали гниющие внутренности, да потекла чёрная кровь, смешанная с гноем.
Затем клинок Тита остановил странный ксеносский меч Уриэля Вентриса. Пьющий Скорбь нахмурился под шлемом, борясь с ужасной силой Гнева Кхорна, в то время как искры чужеродных энергий наполнили воздух между ними, когда поле, окружающее клинок Уриэля, встретилось с адской силой, обитающей в цепном мече Тита. И все это время Тит продолжал нечленораздельно кричать от злобы, его гнев усиливался от всей боли, от всех мучений, которые он испытал от рук Тринадцатого Легиона, — и даже оковы Бога Крови не могли остановить его. Схватив Уриэля одной рукой, он ударил Пьющего Скорбь другой, отправив его прямо в одну из колонн святилища.
Такова была сила этого удара, что колонна треснула и упала, отделив Лордов Хаоса от Пожертвованного Сына и примарха лавиной из рассыпавшейся каменной кладки. Уриэль поднялся на ноги, игнорируя боль от ушибленных костей — как раз вовремя, чтобы увидеть, как Тит замер, когда острие меча Сикария вырвался из его груди. Кровь текла из раны, и зачарованный клинок не давал возможности Титу заживить плоть — всем было ясно, что этот удар смертелен.
Всем, кроме Тита. Вместо того чтобы упасть и умереть, Гнев Кхорна резко повернулся, вырвав вогнанный в своё тело меч из рук Князя-Воина. Катон мог лишь в шоке наблюдать, как кхорнит, которого он вроде бы убил, нанёс свой последний удар, его цепной меч оставил кровавый след от левого плеча Сикария до правого бедра, развалив его надвое. Избранники Кхорна и Слаанеш пали вместе, Тит умер до того, как коснулся земли, Катон изнывал в чудовищной агонии, поскольку демоническая сила, которую он отобрал у Амнаиха Золотого, текла по его телу, чтобы излечить ужасную рану.
******
По другую сторону от образовавшегося завала Пожертвованный Сын злорадно засмеялся:
— Видишь? Что бы ты ни сделал, какие бы ты барьеры не сокрушил на своём пути, среди твоих сынов найдутся непокорные твоей власти. Как тебе такое, отец?
Робут повернул голову и уставился на Эонида. Не говоря ни слова, он двинулся к своему сыну, вокруг его когтей струилась энергия Варпа. Тиэль поднял свой меч, и они снова начали сражаться. Но сейчас что-то изменилось. Возможно, это было из-за того, что разъярённый Жиллиман вкладывал больше сил в свои удары, чем раньше, возможно, из-за того, что примарху больше не нужно было сосредоточивать свое внимание на удерживании Лордов Хаоса, или, возможно, дело было в том, что те силы, которые подпитывали Эонида, постепенно истощились. Так или иначе, с каждым ударом Пожертвованный Сын отступал.
В конце концов, Эонид уступал в скорости реакции и проворстве примарху. Он не увернулся достаточно быстро, и первый пропущенный удар вывел его из равновесия. Следующий удар Когтя Жиллимана пронзил его грудь, четыре клинка вырвались из его спины с кровавым ливнем. Шок и боль — больше от энергии Варпа, окружающей Коготь, чем от фактической раны — заставили Эонида разжать руки, и выпавшее оружие растворилось в воздухе, прежде чем достигло земли.