— Сделал что?
— Ну, убил всех пятерых?
— Шестерых.
— Что?
— Я убил шестерых. Все всегда забывают о первом.
— Черт! — Недоверчивая усмешка Зеленого сменилась чем-то похожим на благоговение. Бетрим понял, что предыдущее выражение его устраивало больше. — Это так ты получил свой ожог?
Бетрим провел тремя оставшимися на руке пальцами по левой стороне лица. Мягкая кожа там, где должна быть жесткая, морщинистая там, где должна быть щетина, покрытая рубцами там, где должна быть гладкой, натянутая там, где ей положено уже висеть. Ожог был вроде и не очень большой, но на не самом крупном лице он казался огромным.
— Да. Четвертый постарался.
— Ого!
— Я тебе говорил не злить его? Так вот, забыл добавить: задницу ему лизать тоже не стоит, — засмеялся с земли Мослак.
Из-за поворота, словно ураган, вылетел Шустрый и тут же резко остановился. Ублюдок даже не запыхался. Он скалился от уха до уха всеми белоснежными тридцатью двумя зубами. У ублюдка были чертовски хорошие зубы.
— Вы, парни, готовы?
— Ты, мать твою, как всегда, вовремя, Шустрый, — сказал Мослак, поднимаясь на ноги. — Я здесь уже себе яйца отморозил.
— Какие у тебя там яйца? Небось сморщенные ягоды, — парировал Шустрый, продолжая ухмыляться.
— Я те щас покажу какие! — Мослак потянулся к пряжке ремня, и Бетрим оттолкнулся от стены, взглядом окинув улицу.
— Все в порядке? — спросил он Шустрого.
— Ага. Стражники на лапу получили и этой ночью здесь шляться не будут. Босс и Генри уже внутри, ждут нас.
— Как мило с их стороны, мать твою, — низко взвыл Мослак. — Мы, значит, сидим здесь, на холодине, а они там крепкую потягивают.
— Они могут позволить себе выпивку, — проворчал Шустрый.
— Хорошо им, — сказал Мослак и легонько ткнул Бетрима локтем в ребра. — Они уже здесь?
— Нет.
— Скоро должны быть. Я их не сильно опередил, — раздался за их спинами голос Шустрого, который занял место Бетрима у стены.
Черному Шипу это не понравилось, но он промолчал.
— Как ты собираешься провернуть дело? — спросил Мослак.
— Бросим монетку? — предложил Бетрим.
— У тебя есть?
Бетрим что-то буркнул и повернулся к Зеленому:
— Дай монетку, парень.
— Зачем?
— Просто дай, и все!
Зеленый заворчал, но сунул руку в карман и вынул оттуда бронзовую монету. Несколько мгновений он смотрел на нее, а потом шлепнул в выжидающе протянутую пятипалую ладонь Бетрима.
— Орел или решка? — спросил Бетрим.
Мослак покосился на Черного Шипа.
— Решка.
Монетка подлетела в воздух, закрутилась, поблескивая в тусклом свете фонарей, и упала обратно в руку Бетрима. Мослак нетерпеливо уставился на нее.
— Вот дерьмо!
— Всегда ставь на орла, — усмехнулся Бетрим и спрятал монету в карман.
— Эй, погоди…
— Заткнись уже, Зеленый! — рыкнул Мослак. — Они здесь.
На улице показались восемь мужчин. Шестеро из них были крепкими бугаями, которые явно хорошо знали, как вести себя с непрошеными гостями. Еще один был куда мельче, хорошо одет и шел первым. Восьмой же двигался в центре группы, закутавшись в черный плащ и укрыв голову капюшоном. Похоже, никто не опасался засады — все спокойно и неторопливо направлялись к таверне. Вот только за голову того, что в капюшоне, была назначена награда. И награда достаточно привлекательная, чтобы Босс согласился на большой риск. Группа безо всякой спешки скрылась в таверне.
— А вот и они, — сказал Мослак, в предвкушении потирая руки. — Пять минут?
— Вроде того, — согласился Бетрим.
— Отлично. Зеленый, ты останешься снаружи. Следи за дверями и мочи любого, кто попытается войти. Шустрый…
— Да-да, я возьму на себя окно.
Шустрый двинулся к таверне, на ходу снимая с плеча лук и поглаживая пальцами колчан стрел, словно юную прелестницу. Что-то в этом зрелище вызвало у Бетрима отвращение.
— А почему я должен оставаться снаружи? — недовольно насупился Зеленый.
— Потому что мы с Черным Шипом на этом собаку съели. Ты с нами впервые, вот и стой на стреме.
Зеленый заворчал, но спорить дальше не стал. Каждый знал свое дело, и теперь им оставалось только ждать.
— АХ ТЫ СУКИН СЫН! И ЭТО ТЫ НАЗЫВАЕШЬ УДАРОМ?!
Мослак всегда любил драматизм. По сравнению с ним Бетриму не хватало пылкости. Или же желания получить по морде.
Мослак влетел в таверну через двери спиной вперед, чудом сделал несколько шагов, а затем, не удержавшись, рухнул на пол, попутно перевернув стол. Двое сидевших за ним мужчин вскочили с кресел — на их лицах застыло нечто среднее между замешательством и испугом — и постарались убраться подальше от растянувшейся на полу огромной брюзжащей груды мяса.