Только в самом конце XIV в. в решении данной проблемы наметился существенный прорыв, и связан он оказался с работами французских теологов. Одним из них являлся Пьер д’Альи (1350–1420), выпускник, а затем канцлер Парижского университета, доктор теологии и кардинал, один из самых активных участников Констанцского собора[60]. В сочинении «De falsis prophetis» (1372–1395 гг.) он писал, что в ситуации, когда приближается конец света и появляется все больше лжепророков (divisio schismatica), процедура discretio представляется особенно важной и полезной[61]. Однако, продолжал он далее, ее применение на практике связано с большими трудностями, поскольку люди, выдающие себя за провидцев или на самом деле таковыми являющиеся, могут узнавать о будущем различными способами: посредством Божественных откровений, при помощи человеческих знаний и умений, а также от дьявола[62]. Иными словами, д’Альи полагал, что демоны могут не только вводить людей в заблуждение, но и говорить правду, пусть даже она и не является истинным откровением (revelatio divina)[63]. Подобное допущение создавало несомненные трудности при различении подлинных и ложных пророчеств, а потому французский теолог весьма скептически относился к любого рода предсказаниям и их авторам[64]. Единственной истинной средневековой визионеркой он почитал Хильдегарду Бингенскую[65], известную своим критическим отношением к лжепророкам и предвидевшую, с точки зрения автора, Великую Схизму, которую именно они и породили[66].
Признавая иллюзорность принципов discretio spirituum[67], Пьер д’Альи тем не менее отмечал, что в каждом конкретном случае причины, заставляющие того или иного человека называть себя пророком, могут быть самого разного свойства (желание быть полезным, материальная заинтересованность, одержимость демоном, и т. д.), но и о них нельзя судить с уверенностью. Ни сопоставление жизни человека с библейскими примерами, ни признание чудесного характера его действий, ни проверка чистоты его веры не в состоянии были, по мнению д’Альи, полностью убедить окружающих в том, что перед ними — истинный провидец[68]. Единственным способом понять это, с его точки зрения, оставалась оценка результатов деятельности (manifestis operibus eorum) того или иного самопровозглашенного пророка: дела, совершенные «во славу Церкви» (generali utilitati Ecclesiae), должны были считаться добрыми и богоугодными, дела, совершенные ради собственной выгоды, — плохими[69].
В 1401 г. идеи своего учителя развил Жан Жерсон (1363–1429), к тому времени сменивший д’Альи на посту канцлера Парижского университета и являвшийся одним из наиболее влиятельных европейских теологов[70]. Трактат «De distinction verarum revelationem afalsis» стал первым его сочинением на данную тему[71] и был полностью выстроен вокруг одной-единственной метафоры: «Мы (теологи — О. Г.) являемся кем-то вроде духовных менял или торговцев. С мастерством и осторожностью мы изучаем драгоценную и пока незнакомую нам монету Божественного откровения, дабы понять, не демоны ли, силящиеся испортить и подделать любую подлинную Божественную монету, пытаются предложить нам вместо нее фальшивку низкой пробы»[72]. Настоящее откровение Жерсон таким образом уподоблял золотой монете, имеющей пять отличительных свойств: вес, гибкость (или ковкость), долговечность, соответствие образцу и цвет[73]. Применительно к духовным ценностям эти пять качеств означали смирение, скромность, терпение, правдивость и сострадание[74].
Так, «вес» смирения был необходим истинному пророку, чтобы хранить себя от честолюбия. Тот, кто похваляется своими откровениями и использует их для создания вокруг себя ореола святости, по мнению Жерсона, должен был быть немедленно подвергнут проверке[75]. Качеством близким к смирению оказывалась и скромность, указывающая на готовность того или иного самопровозглашенного пророка принять совет и руководство от вышестоящих (т. е. от представителей церкви). Те, кто прислушивается лишь к собственному мнению, полагал Жерсон, совершают ошибку, ибо становятся особенно подвержены дьявольскому влиянию и одержимости (daemonum illusiones)[76]. Терпение — еще одна отличительная черта истинного провидца — позволяет ему долгое время выносить тяготы духовного пути. Его откровение, если оно истинное, должно противостоять сомнениям и оскорблениям толпы, и это сделает его долговечным[77]. Что же касается соответствия образцу, то оно не должно ни в чем противоречить Писанию и церковному учению (sacra Scriptura locus vel officina)[78]. Точно так же сам истинный пророк, сколь бы сострадательным он ни был, не должен путать телесную любовь с любовью к Богу. Это особенно важно в отношениях мужчин-проповедников и женщин-прихожа-нок, которые значительно более восприимчивы к ложным откровениям[79].
60
См. о нем:
Оuу G. Pierre d’Ailly // Dictionnaire des lettres françaises. Le Moyen Age / Sous la dir. de G. Hasenohr, M. Zink. P., 1992. P. 1155–1158;
Guettée B. Entre Eglise et Etat: quatre vies de prélates français de la fin du Moyen Age. P., 1987. P 125–299, 461–477;
Smoller L. History, Prophecy, and the Stars: The Christian Astrology of Pierre d'Ailly, 1350–1420. Princeton, 1994;
Boudet J.-P. Un prélat et son équipe de travail à la fin du Moyen Age: Remarques sur l’oeuvre scientifique de Pierre dAilly // Humanisme et culture géographique à l’époque du Concile de Constance autour de Guillaume Fillastre / Ed. par D. Marcotte. Turnhout, 2002. P. 127–150.
61
D’Ailly P. De falsis prophetis // Gerson J. Opera omnia / Ed. par L.E. du Pin. Antwerp, 1706. Vol. 1. Col. 517.
Краткое изложение взглядов д’Альи относительно доктрины
62
«Anima humana ex vi sua naturali potest prophetare futura» (D’Ailly P. Op. cit. Col. 530).
«Sufficienter possit cognosci de aliqua Prophetia, utrum fit a spiritu maligno, vel a Spiritu sancto inspirata» (Ibid. Col. 512).
См. также: Ibid. Col. 502, 534–535.
65
Важно отметить, что «святая Хильдегарда» (
66
Ту же мысль он развивал позднее, в трактате De persecutionibus ecclesiae (1418 г.): Valois N. Un ouvrage inédit de Pierre d’Ailly, le «De persecutionibus ecclesiae» // BEC. 1904. T. 65. P. 557–574.
На позицию д’Альи по данному вопросу, возможно, оказало влияние знакомство с Генрихом фон Лангенштейном († 1397), наиболее известным немецким теологом XIV в., выпускником Парижского университета, вице-канцлером которого он был в 1371–1381 гг. О нем см. прежде всего: Кгеиzer G. Heinrich von Langenstein: Studien zur Biographie und zur den Schismatraktaten unter besonderer Beriicksichtigung der Epistola pads und der Epistola consilii pads. Paderborn, 1987, особенно Р. 107–143. В своих сочинениях, посвященных Великой Схизме, Лангенштейн также указывал на Хильдегарду Бингенскую как на одну из немногих истинных пророков, предсказавших кризис церкви: Вlumenfeld-Kosinski R. Op. cit. P. 185–200.
67
Здесь позиция д’Альи также оказывалась близка взглядам Генриха фон Лангенштейна: Heinrich von Langenstein. «Unterschiedung der Geister»: Lateinische und deutsche. Texte und Untersuchungen zu Ubersetzungsliterature aus der Wiener Schule / Hrsg. von T. Hohmann. München, 1977. P. 33–50.
68
«Sequitur Aecunda pars, non omnes qui dicit mihi Domine etc. in qua Christus ostendit falsos prophetas, propter confessionem Fidei suae, aut propter Prophetiam seu operationem miraculoram factas in suo nomine, non posse concludi ab ipso missos vel approbates» (D’Ailly P. Op. cit. Col. 500). См. также: Ibid. Col. 489, 494–495, 509, 5023, 511–512, 577.
70
В современной историографии XV в. принято называть «временем Жерсона»: Delaruelle Е. у Labande E.-R., Ourliac P. L’Eglise au temps du Grand Schisme et de la crise conciliaire (1378–1449). P., 1962. P 837–869.
71
Фрэнсис Оукли полагал, что Жерсона следует рассматривать не как ученика, но, скорее, как ближайшего коллегу, единомышленника, а в некоторых случаях и наставника Пьера д’Альи. Он считал, что трактат последнего «De falsis prophetis» был написал значительно позднее, в 1410–1415 гг., уже под влиянием идей Жерсона: Oakley F. Gerson and d’Ailly: An Admonition // Speculum. 1965. № 40. P. 74–75, 78–79.
Дискуссию на эту тему см. в:
Elliott D. Seeing Double: John Gerson, the Discernment of Spirits, and Joan of Arc 11 AHR. 2002. Vol. 107. № 1. P. 26–54;
Idem. Proving Woman: Female Spirituality and Inquisitional Culture in the Later Middle Ages. Princeton, 2004. P. 264–296;
Hobbins D. B. The Schoolman as Public Intellectuaclass="underline" Jean Gerson and the Late Medieval Tract // AHR. 2003. Vol. 108. № 5. P. 1308–1337.
72
«Erimus sicut nummularii seu campsores spirituales, ad solerter et acute examinandum numisma pretiosum et extraneum divinae revelationis ne forte daemons qui monetam quamlibet et divinam et bonam corrumpere falsareque satagunt, subintroducant pro vera moneta et légitima falsam et reprobam» (Gerson J. De distinctione verarum revelationum a falsis // Gerson J. Oeuvres complètes / Ed. par P. Glorieux. P, 1960–1975. T. 3. P. 38).
73
Аналогия между процедурой
74
«Et hoc secundum quinque virtutes ex quibus sumitur argumentum monetae spiritualis legitimate. Humilitas dat pondus; discretio flexibilitatem; patientia durabilitatem; veritas configurationem; caritas dat colorem» (Gerson J. Op. cit. Р. 39).