Причина подобного промедления, как мне представляется, крылась не столько в нерешительности Карла или в его излишней любознательности, сколько в самой процедуре discretio spirituum, требовавшей от судей ни в коем случае не торопиться с вынесением окончательного решения и действовать крайне осмотрительно. К тому же призывал королевских советников Жак Желю. Архиепископ Амбрена и один из самых преданных сторонников дофина, к которому обратились за советом судьи Жанны, весьма скептически относился к женскому мистицизму: он полностью разделял взгляды Жана Жерсона, высказанные тем на Констанцском соборе, участником которого также являлся[107]. Уже в своем первом письме Жану Жирару и Пьеру Лермиту в марте 1429 г. он настаивал, что нельзя сразу безоговорочно довериться словам Жанны — одинокой деревенской девушки, слабой, а потому, возможно, подверженной иллюзиям[108]. Французам, и так имеющим репутацию легковерных людей, не следует лишний раз позориться в глазах окружающих[109]. В письме, отправленном лично дофину Карлу и его супруге Марии Анжуйской, Желю настаивал на проведении тщательнейшего расследования в отношении Жанны, поскольку «все [в ней] делает ее подозрительной»[110].
Очевидно, что архиепископ Амбрена имел в виду биографию Жанны, сведения о ее прошлом, которых явно не хватало на данном этапе следствия, но которые были абсолютно необходимы для процедуры discretio spirituum. Жан Жирар мог сообщить Желю лишь о том, что родом девушка из Вокулера (что уже было ошибкой), что она выросла «среди овец» и что ей 16 лет[111]. Однако, именно эта информация выглядела в глазах его адресата крайне подозрительной. Близость родины Жанны, Лотарингии, к Бургундии, враждебному по отношению к Франции государству, заставляла усомниться в политических симпатиях девушки[112]. Занятие пастушеством (и связанное с ним вынужденное постоянное одиночество), с точки зрения Желю, вело к тому, что девушка оказывалась особенно впечатлительна, а ее принадлежность к женскому полу не позволяла, по его мнению, заниматься ратным делом, носить оружие и вести за собой войско — а также проповедовать, заниматься судопроизводством или адвокатской деятельностью[113]. Следовательно, необходимо было еще раз самым внимательным образом проверить все обстоятельства данного дела: архиепископ был уверен, что никакая ложь не выдержит испытания временем и проявит себя, точно так же как и правда или как любая внутренняя болезнь[114].
Как мне представляется, именно в соответствии с рекомендациями Жака Желю дофин Карл и потребовал от своих приближенных нового следствия в отношении Жанны д’Арк, которое шло в течение трех недель в Пуатье[115]. Материалы этих допросов не сохранились, и нам известен лишь текст «Заключения», в котором подводились их итоги[116]. Впрочем, и здесь о биографии девушки, о ее репутации и нравах говорилось крайне мало: «О ее рождении и жизни было рассказано много удивительных вещей (plusieurs choses merveilleuses), которые можно счесть правдивыми (comme vrayes)»[117]. Эта общая формулировка не сообщала практически ничего, однако оставляла большой простор для воображения[118]. Точно так же перечень личных качеств Жанны — она была названа «доброй, смиренной, целомудренной, благочестивой, порядочной и простой»[119] — представлял собой всего лишь очередной парафраз из «De distinctione» Жана Жерсона.
Прекрасно понимая, что собранных сведений недостаточно, и отмечая, что, «согласно Священному Писанию», существуют две возможности проведения discretio spirituum — узнать подробности жизни самопровозглашенного пророка (en enquêtant de sa vie, de ses meurs et de son entencion) и получить знак Свыше о его избранности (requérir signe dducune euvre ou spe-rance divine)[120] — судьи в Пуатье настаивали на применении в данном случае именно второго способа[121]. Они потребовали от Жанны явить дофину Карлу знак, подтверждающий ее Божественную миссию, однако она заявила, что продемонстрирует его только под Орлеаном, и не раньше[122]. Категорический отказ девушки от возможности немедленно доказать окружающим правдивость своих слов, насколько можно судить, был воспринят королевскими советниками достаточно настороженно[123]. Ведь он шел вразрез с самой доктриной discretio, утверждавшей, что заявления истинного пророка не должны противоречить библейским образцам. В тексте «Заключения» приводилось сразу два примера, когда на избранность того или иного человека указывал знак, ниспосланный Свыше: истории нечестивого царя Ахаза, отвергшего Господа и в качестве знамения Его гнева увидевшего опустошение Иудеи, и благочестивого Гедеона, возродившего религию предков и победившего с Божьей помощью врагов иудеев мадианитян[124]. Однако, Жанна, даже если и знала об этих библейских образцах, не захотела им соответствовать, чем поставила своих судей в весьма затруднительное положение. Возникшую сложность, как мне представляется, прекрасно чувствовали и современники событий, в откликах которых понимание процедуры discretio spirituum и важности ее проведения в отношении Жанны д’Арк вылилось в создание сразу нескольких легенд о знаке, якобы данном девушкой дофину Карлу весной 1429 г.
107
О Жаке Желю см.:
Dorange A. Vie de Mgr. Gelu, archévêque de Tours au XVe siècle, écrite par luimême, et publiée daprès un manuscrit de la Bibliothèque municipale // Bulletin de la Société archéologique de Touraine. 1875. № 3. P. 267–280;
Goyau G. Jacques Gelu: ses interventions pour Jeanne d’Arc // RQH. 1932. № 117. P 302–320.
Об участии Желю в Констанцском соборе см.: Valois N. La France et le Grand Schisme décident. P. 259, 332, 343–345, 402.
109
Former М. Op. cit. P. 314. Здесь Желю также опирался на размышления Жана Жерсона: Gerson J. De probatione spirituum. P. 182–183.
111
Ibid. P. 313. О том, что родина Жанны — Вокулер, ошибочно сообщали и Ален Шартье (Q, 5, 132), и секретарь Ларошельской ратуши (Quicherat J. Relation inédite sur Jeanne d'Arc // RH. 1877. № 4. P. 337).
114
Ibid. P. 315–316. В данном случае Желю вновь опирался на мнение, высказанное Жерсоном: Gerson J. De distinctione verarum revelationum a falsis. P. 55–56.
116
То, что речь в данном случае шла именно о судебном процессе, было совершенно очевидно современникам событий. На процессе по реабилитации Жанны д’Арк, состоявшемся в 1455–1456 гг., свидетель Николя де Упвиль отмечал, в частности, что, согласно каноническому праву, в 1431 г. против девушки нельзя было возбуждать обвинительного процесса, поскольку ее дело уже было рассмотрено в Пуатье (
118
Так, например, Персеваль де Буленвилье, камергер и советник дофина Карла, в письме миланскому герцогу Филиппо Мария Висконти от 21 июня 1429 г. создавал (очевидно, с опорой на «Заключение») совершенно фантастическую картину рождения Жанны, уподобляя его явлению Иисуса Христа: «Она увидела свет сей бренной жизни в ночь на Богоявление Господне (
119
«Mais en elle on ne trouve point de mal, fors que bien, humilité, virginit, dévocion, honnesteté, simplesse» (Q, 3, 392).
121
B данном случае они следовали словам Жана Жерсона, также настаивавшего на демонстрации знака: Gerson J. De probatione spirituum. P. 180.
122
«Quant à la seconde manière de probacion, le roy luy demanda signe, auquel elle respont que devant la ville d'Orléans elle le monstrera, et non par ne en autre lieu» (Q, 3, 392).
123
Как вспоминал на процессе по реабилитации доктор теологии Сеген де Сеген, участвовавший в допросах в Пуатье, он лично предупредил Жанну о том, что Господь не захочет (
124
«Aussy commanda Dieu à Achaaz, qu’il demandast signe, quant Dieu luy faisoit promesse de victoire, en luy disant: Pete signum a Domino; et semblablement fist Gédéon, qui demanda signe, et plusieurs autres» (Q, 3, 391). Cp.: Ис. 7:10–11; Суд. 6: 17.