Как мне представляется, все эти данные судебной практики указывают, что во Французском королевстве, несмотря на полное отсутствие здесь ранних демонологических трактатов, «ученая» концепция колдовства развивалась достаточно быстро. По мнению Клод Товар, она вполне сформировалась уже к 40-м гг. XV в., т. е. примерно в то же время, что и в альпийском регионе[526]. Об этом говорят дела, рассмотренные Парижским парламентом в середине XV в.[527] Так, на процессе 1442 г. против Филиппа Кальве свидетели заявляли, что обвиняемый «приносил клятву верности дьяволу и путешествовал верхом на метле» (fait hommaige au deable et chevauchoit le balay), a также изготовлял специальные бреве для вызова дьявола «лицом к лицу» (le deable face a face)[528]. Они отмечали, что «такие люди», как Кальве, «имеют обыкновение перемещаться на метлах по четвергам», поскольку в пятницу между девятью и десятью часами утра они заставали его еще в постели и совершенно сонным[529]. В 1446 г. в судебных протоколах парламента впервые был использован термин «шабаш» (sabbat), а в 1449 г. на процессе против женщины по имени Гале было заявлено, что ее колдовство опасно для всех окружающих, поскольку «она призывала к себе демонов, [с помощью которых] умертвила много простых людей и других ведьм»[530].
И все же одно, но крайне важное различие в расследовании данного типа преступлений в судебной практике Франции и альпийского региона, как мне кажется, существовало. В романской Швейцарии и Дофине интересующие нас процессы велись как светскими, так и церковными судами[531], а иногда (как, например, во Фрайбурге) состав суда бывал смешанным[532]. Это обстоятельство, тем не менее, никоим образом не мешало развитию демонологической концепции колдовства: и светские, и церковные судьи, как свидетельствуют источники, в равной степени участвовали в этом процессе. Что же касается Франции, то ситуация оказывалась совершенно иной, поскольку здесь, как отмечают исследователи, крайне рано выявилась тенденция к секуляризации ведовских процессов[533]. Действительно, в нашем распоряжении имеется всего один документ, содержащий намек на то, что подобные дела все же рассматривались в церковных судах. Это — постановление Парижского парламента от 11 ноября 1282 г., в котором говорилось о необходимости перевода «трех ведьм» (très mulieres sortilege) из королевской юрисдикции в суды епископа Санлиса и архиепископа Реймсского, поскольку их колдовство не вызвало у жертв «повреждений кожи и кровотечений» (cutis incisio et sanguinis effusio)[534].
Причинами данного парадокса принято считать, во-первых, ограниченное присутствие судов Инквизиции в Северной Франции[535], а во-вторых, преимущественно политический характер процессов первой половины XIV в., на которых жертвами колдовства объявлялись исключительно представители правящей элиты (король, его семья и ближайшее окружение). Преследование тамплиеров, епископа Труа Гитара, Бонифация VIII, Ангеррана де Мариньи, Робера д'Артуа и многих других свидетельствовало о желании светских судей видеть в колдовстве не только и не столько «оскорбление Божественного величия» (ilèse-rrifijesté divine), сколько оскорбление собственно короля Франции, христианнейшего монарха, наместника Бога на земле[536].
Однако, помимо этих, безусловно, важных, но в достаточной мере формальных причин, следует, как мне представляется, учитывать и специфическое понимание сущности колдовства французскими светскими судьями, расценивавшими его как весьма опасное правонарушение, чаще всего связанное с угрозой для жизни жертвы или для ее имущества[537]. Уже Филипп Бомануар отмечал в «Кутюмах Бовези» (кон. XIII в.), что если колдовство повлекло за собой чью-то смерть, оно должно наказываться смертной казнью и, следовательно, рассматриваться в светском суде[538]. Дело 1282 г. подтверждало эту мысль, точно так же как и процесс Марион Ла Друатюрьер и Марго де ла Бар 1390 г., изначально арестованных по подозрению в убийстве[539]. В письме о помиловании, полученном в 1355 г. служанкой священника Жанеттой ла Принстель, говорилось, что причиной, побудившей ее отдать ворам все имущество своего хозяина, явилась наведенная на нее порча[540]. Упоминавшийся выше процесс Эбера Гарро 1401 г. также свидетельствовал о том, что и вор мог иметь репутацию колдуна.
527
Ta же ситуация, как мне представляется, сложилась в это время и в соседней Бретани, где в 1440 г. на процессе Жиля де Ре, одного из военных соратников Жанны д’Арк, также были озвучены обвинения, имевшие отношение к «ученой» концепции колдовства, в частности, обвинение в детоубийстве и связях с дьяволом. О деле Жиля де Ре см.: Тогоева О. И. «Истинная правда». С. 182–221.
529
«Telz gens]avoient acoustumé de chevaucher le balay le jeudi et par ce y alerent le vendredi entre IX et dix heures au matin que Calvet estoit encoures ou lit.. et avoit ainsi sommeil parce que le jour precedent il avoit chevauché le balay» (Ibid., f. 172). О четверге как излюбленном дне для проведения шабаша см. подробнее: Тогоева О. И. Шабаш как праздник.
530
«Galée estoit invocateresse d’ennemis faisoit morir gens et plusieurs autres sorceries» (X 2a 25, f. 203).
532
Utz Tremp K. Les vaudois de Fribourg (1399–1430): état de recherche // Revue d’histoire des religions. 2000. № 217. P. 121–138. Ta же ситуация наблюдалась и в диоцезе Женевы, где самые ранние дошедшие до нас документы по ведовским процессам датируются 1401 г.: Binz L Les débuts de la chasse aux sorcières dans le diocèse de Genève // Bibliothèque d’Humanisme et Renaissance. 1997. № 3. Р. 561–581.
533
Muchembled R. Le roi et la sorcière. L’Europe des bûchers, XV–XVIII siècles. P., 1993;
Chiffoleau J. Sur le crime de majesté médiéval // Genèse de l’Etat moderne en Méditerranée. Approches historique et antropologique des pratiques et de représentations. Rome, 1993. P. 183–213;
Idem. Amedée VIII ou la majesté impossible? // Amedée VIII — Félix V, premier duc de Savoie et pape (1383–1451) / Ed. par B. Andenmatten et A. Paravicini Bagliani. Lausanne, 1992. Р. 19–49.
534
X la 2, f. 62. Данное дело является самым ранним из известных по французским документам ведовским процессом.
535
Таnon L. Histoire des tribunaux de l’Inquisition en France. P., 1893. P. 113–126;
Olivier-Martin F. Histoire du droit français dès origines à la Revolution. P., 1992. Р. 190;
Gauvard C. Paris, le Parlement et la sorcellerie. P. 91.
Следует отметить, что и в романской Швейцарии суды Инквизиции появились достаточно поздно, что, тем не менее, не мешало развитию демонологической концепции колдовства: Maier Е., Ostorero М. у Utz Tremp К. Le pouvoir de l’Inquisition // Les pays romands au Moyen Age / Ed. par A. Paravicini Bagliani. Lausanne, 1997. P. 247–258.
536
Подро6нее об этих процессах см.: Chiffoleau J. Dire l’indicible; Boudet J.-P. La genèse médiévale. P. 42–43.
537
Kоличество возбужденных по данным преступлениям дел, безусловно, занимает лидирующее положение среди всех дошедших до нас материалов судебной практики во Франции XIV–XV вв.: Gauvard С. «De grace especial». Р. 789–847.
538
«Et adonques a la supplicacion de sainte Eglise la justice laie doit prendre teus maniérés de gens. Et tele puet estre Terreur que cil qui est pris a mort deservie, si comme se Ten voit apertement que la sorcerie de quoi il usoient puet metre a mort homme ou fame» (Beaumanoir Ph. de. Coutumes de Beauvaisis / Ed. par A. Salmon. P., 1899–1900. T. 1. Р. 163. § 334).