Как известно, Жанну захватили в плен на поле битвы, следовательно, она являлась военнопленной, что подтверждается тем фактом, что за нее был уплачен выкуп[581]. Этого, однако, не полагалось делать в том случае, если человек обвинялся в преступлениях против веры и должен был быть выдан церковным властям. Впрочем, о якобы еретических воззрениях девушки весной 1430 г. знал мало кто из ее противников: ее основным занятием на тот момент было ведение разнообразных военных кампаний, т. е. обвиняться она могла теоретически лишь в преступлениях, подпадающих под юрисдикцию светского суда: убийствах, разбоях, грабежах, несоблюдении перемирия, и т. п. Наконец, уже попав в руки епископа Кошона, Жанна на протяжении всего процесса оставалась в светской тюрьме, ее охраняли английские солдаты, хотя церковный характер ее дела предполагал помещение обвиняемой в церковную тюрьму — с более мягким режимом содержания и охраной, состоящей из женщин.
И все же дело Жанны рассматривал именно церковный суд — мало того, суд Инквизиции: на этом с самого начала настаивал Парижский университет. Уже в первых строках письма, направленного столичными теологами герцогу Бургундскому 14 июля 1430 г., говорилось о необходимости подобного расследования, поскольку Жанна подозревалась в «идолопоклонничестве и других преступлениях, затрагивающих нашу святую веру»[582]. С точки зрения членов университета, следовало незамедлительно передать девушку Инквизиции, а также епископу Бове, в юрисдикции которого она на тот момент находилась[583]. Та же просьба была адресована и Жану Люксембургскому (в чьей власти Жанна пребывала до передачи ее герцогу Бургундскому), которому сообщалось, что только эти представители церкви «являются ее судьями по делам веры, и любой христианин, к какому сословию он бы ни принадлежал, должен им повиноваться в данном случае под страхом наказания»[584].
Впрочем, изначально университет планировал провести процесс против Жанны д’Арк самостоятельно, в Париже, о чем свидетельствует послание генерального викария инквизитора Франции герцогу Бургундскому от 26 мая 1430 г.[585] От своего плана столичные теологи не желали отказываться вплоть до конца осени того же года. В письме епископу Кошону от 21 ноября они выражали крайнее удивление и неудовольствие от кажущихся им чрезмерными проволочек в начатом расследовании[586]. Они требовали незамедлительно доставить Жанну в Париж, «где достаточно образованных и ученых людей для того, чтобы ее дело было более тщательно изучено и было вынесено более взвешенное решение»[587]. Однако, планам их не суждено было осуществиться: регент Франции герцог Бедфорд не мог выпустить столь важную и опасную, с его точки зрения, пленницу из своих рук и позволить провести процесс против нее в столице, где действовали профранцузски настроенные группировки. Значительно надежнее было оставить Жанну в Руане, где англичане чувствовали себя в безопасности и куда уже прибыл к тому времени Генрих VI[588]. В письме, отправленном от имени английского короля епископу Кошону 1 января 1431 г., речь также шла исключительно о церковном инквизиционном процессе, которого так жаждали противники Карла VII. Утверждая, что Жанна «подозревается в [следовании] суевериям, в [распространении] лживых учений и прочих преступлениях, касающихся оскорбления Божественного величия (autres crimes de lese majesté divine)»[589], Генрих VI обращался к «почтенному отцу, возлюбленному и верному советнику епископу Бове», которому была передана обвиняемая, и повелевал ему «допросить и освидетельствовать ее и провести ее процесс, согласно Божественным установлениям и священным канонам»[590].
Как мне представляется, решение о передаче Жанны д’Арк в руки церкви и Инквизиции и соответствующим образом сформулированное предварительное обвинение объяснялись прежде всего весьма специфической репутацией девушки, в которой ее противники видели ведьму, чьи злодеяния имели для них вполне реальные последствия (потеря Орлеана, неудачные военные кампании, смятение в войсках, случаи дезертирства[591]). Членам университета все это было хорошо известно: в «Ответе Парижского клирика» совершенно ясно говорилось о том, что в данном случае ересь «дополнялась» колдовством, т. е. Жанна обвинялась сразу в двух различных преступлениях. Однако, столичные теологи не могли официально назвать девушку ведьмой, поскольку существовала вероятность того, что ее дело затребует себе на рассмотрение Парижский парламент, продолжавший весьма активно функционировать и во время английской оккупации[592]. Именно этим объясняется, на мой взгляд, упор, изначально сделанный в письмах, которыми обменивались накануне процесса представители университета, английской администрации и французской Инквизиции, на обвинениях в «ереси», «идолопоклонничестве и других преступлениях против нашей святой веры», «суевериях, лживых утверждениях и прочих преступлениях, касающихся оскорбления Божественного величия», предполагавших проведение церковного процесса. Официальная позиция Парижского университета, рассматривавшего колдовство как иллюзию, как одну из разновидностей ереси, являлась совершенно законным основанием для подобного шага.
581
Фактическая сторона пленения Жанны д’Арк и передачи ее англичанам подробно изложена в: Райцес В. И. Процесс Жанны д’Арк. С. 53–60.
582
«Pour lui faire son procès deuement sur les ydolatries et autres matières touchans nostre sainte foy» (PC, 1, 5).
Право судить людей, подозревающихся в ереси и других преступлениях, направленных против догматов католической церкви, было закреплено за представителями Инквизиции в серии булл Григория IX (1227–1241). В 1290 г. Николай IV (1288–1292) предоставил приору ордена доминиканцев в Париже право вести подобные расследования на территории Франции от своего имени. В 1308 г. последовало подтверждение этих полномочий:
Таnon L. Op. cit. Р. 45–51;
Vidal J.-M. Bullaire de l’Inquisition française au XIVe siècle et jusqu’à la fin du Grand Schisme. P., 1913. P. III–IV.
583
PC, 1, 5. Согласно буллам Климента V (1305–1314) «Multorum querela» и «Nolentes», епископским судам надлежало сотрудничать в «делах о вере» с Инквизицией. Подобные процессы велись представителями двух сторон: Clementinae // Corpus juris canonici. Col. 1181–1183.
584
«Lesquelx prélat et inquisiteur sont juges d’icelle en la maniéré de la foy; et est tenu obéir tout chrestian, de quelque estât qu’il soit, a eulx, en ce cas present, sur les peines de droit qui sont grandes» (PC, 1, 7).
586
«Miramur…precipue expedicionem mulieris illius…, in lesionem fidei et ecclesiastice iurisdicionis tanta exspectacione protelari» (PC, 1, 11). О том же говорилось в письме университета английскому королю Генриху VI: PC, 1, 13.
587
«Quod si factum fuerit, operam dare velitis ut in hanc urbe, Parisiensem ubi sapientum et eruditorum copiosus est numerus, mature ducatur, quatinus causa eius et diligencius examinari ac cercius diiudicari possit» (PC, 1, 12).
588
Bouzy О. Les Anglais voulaient brûler leur ennemie. О пребывании Генриха VI в Руане зимой 1430–1431 гг. сообщал, в частности, Ангерран де Монстреле: Chronique cTEnguerran de Monstrelet. T. 4. P. 389.
О том же говорили и свидетели на процессе по реабилитации: Гийом Маншон (PN, 1, 417) и Пьер Кускель (PN, 1, 188, 221, 454).
591
О страхе, который испытывали перед Девой англичане, свидетельствуют английские королевские указы, направленные против солдат и капитанов, отказывавшихся отправляться воевать во Францию или дезертировавших с поля боя: Q, 5, 162–164, 192–194. О нем писал позднее и Ангерран де Монстреле: Chronique d’Enguerran de Monstrelet. T. 4. P. 388.
592
Подробнее см.: Цатурова С. К. Офицеры власти. Парижский Парламент в первой трети XV века. М., 2002. С. 91–188. О процессуальных тонкостях, которые могли бы позволить перевести дело Жанны д’Арк в ведение парламента, см.: Olivier-Martin F. Op. cit. P. 481–482.