— Убить обоих. — Старшая Хиксина вернула самообладание и решила, что сейчас самый удачный момент.
— За ковен!!! — Бьянка начала бросать одно за другим заклинания, которые разбивались о ладонь выставленную ребром, как волны о берег. Одно из них все таки нашло какую-то брешь в защите и оставило небольшую оспину на щеке этого существа.
— Сила ваша так же смердит, как и вы сами. Я за пять веков не встречала ничего более мерзкого, чем вы, горстка нищенок и сейчас вы поплатитесь за то, что загрязняете своим присутствием в этом мире и за то, что посмели считать себя хотя бы на сотую часть подобными мне. — В этот момент все оставшиеся черепа вспыхнули черным пламенем, а контуры пентаграммы осыпались жирным пеплом. Воздух задрожал от магии, сила которой была настолько близка к богам, что казалось сам воздух склоняется перед этим могущественным созданием. Мужчина, управляемый духом колдуньи подошел к белоголовой хиксине, которая в бессильной ярости бросилась с ножом на него и была в тот же момент поймана измененной рукой с длинными пальцами и острыми ногтями длиной с кухонный нож. — Ты будешь моей первой… — Сладко промурлыкал мужчина, и никто не мог помешать, парализованные мощной магией. Вторая рука сделала жест, похожий на сминание салфетки, раздался ужасный звук, а затем мешок с раздробленными костями и перемолотым мясом, который некогда был Бьянкой упал на пол, мерзко хлюпнув на последок. Дальше началось то, что иначе как адом нельзя было назвать. Воздух взрывали всполохи магии, которые рвали на куски, выворачивали наизнанку, испепеляли. Магия была чудовищна и разрушительна, но прекрасна. Звуки криков и магических всполохов сплетались в музыку, которая не сулила ничего, кроме смерти. Когда из дюжины ведьм осталось только две: Ыгул, которая слабо, но продолжала сопротивляться и Идальб, которую магия совсем не затронула.
— Аштар покарает тебя и твоего выродка. А если у него не получится, то Мунтус закончит начатое. — Этими словами, старуха рванула с нечеловеческой скоростью к открытым воротам. Зазвенели стрелы и пронзили колени Ыгул. Страшно завопив от боли и ярости, она упала на землю, истекая кровью, бросая бешеные взгляды в стороны. Из темноты выскочила Хельга и уже была готова нашпиговать старуху стрелами, но наткнулась на невидимый барьер, который поставила Селития.
— Она еще нужна мне живой. Внутри нее энергия остальных одиннадцати ведьм. Я хочу получить ее, она принадлежит мне по праву победительницы. — И не дожидаясь пока ей ответят, Селития в теле Штефана кошкой прыгнула к поверженной хиксине и с силой вогнала когти прямо в сердце. Энергия, ставшая почти материальной, заструилась по венам вверх, наполняя тело невиданной до этого мощью. Тело Штефана исказила судорога, а глаза блаженно закатились. И во всей этой вакханалии раздался голос оставшейся в живых хиксины.
— Создатель меня побери, кто-нибудь может мне объяснить, что за чертовщина здесь происходит?
Спор
Москва 2022 год.
— … И, благодаря вот это вот части уравнения, мы можем смело говорить о том, что путешествия в пространстве и времени на макроуровне невозможны. — Пожилой профессор отложил мел и окинул взглядом аудиторию. Как и всегда перед экзаменами, она была битком набита студентами, желающими полегче проскочить во время сессии. Здание Московского университета в это время года было похоже на на гудящий улей, где кипучая деятельность не останавливалась ни на минуту, ни днем, ни ночью. В аудитории было неимоверно душно, не смотря на работающую систему вентиляции помещений. Причина этому крылась в аномальной жаре, которая накрыла столицу в этом году. Полное помещение студентов никак не способствовало улучшению ситуации, лишь усугубляя ее. Однако, Абрам Моисеевич Рахман, не собирался отпускать студентов просто так. Больше, нежели свой предмет, Рахман любил только говорить о нем, поэтому вторая подряд пара шла своим чередом, пока дверь не приоткрылась и на пороге аудитории не показался молодой парень, лет двадцати пяти, с черными как смоль волосами и холодными голубыми глазами. Он стоял в проеме аудитории, оперевшись о косяк и наблюдая за происходящим с полуулыбкой. Абрам Моисеевич поднял глаза, изливавшие нездоровый, практически маниакальный взгляд и, пробежав ими по студентам, наткнулся на парня в проеме и, радостно потирая руки, продолжил.