Ренар понимающе улыбнулся, как только речь снова зашла о ведьме. Слова о наставнике же кольнули его не на шутку.
– Так значит, отрицать не станешь?
– А если стану, начнешь допрашивать?
Ренар усмехнулся.
– Допрос тут не требуется, тут все налицо. Поверь, я понимаю в этом достаточно.
Ренар Цирон, как и его друг, нося сутану инквизитора, не отличался праведностью – ее не сумел привить ни аббат Лебо, ни судья Лоран, ни их с Вивьеном учитель фехтования Ансель де Кутт. Впрочем, то, что праведность последнего не покорила умы и сердца его учеников, сыграло им лишь на руку.
Ведя допросы, Ренар Цирон не раз прибегал к особо пристрастной их форме, когда дело касалось хорошеньких собой еретичек. Оставаясь с ними наедине, он продолжал выспрашивать подробности их деяний, овладевая ими прямо на столах пыточной камеры. Крики допрашиваемых в тюрьме уже никого не смущали, а если б они вздумали очернить следователя инквизиции и сказать, что он вступил с ними в греховную связь, им, вероятнее всего, отрезали бы язык за клевету.
Сам Ренар касательно похоти придерживался весьма гибких взглядов.
– В конце концов, не ходило бы под небом столько людей, если б не похоть! – заверял он когда-то Вивьена. – Господь сказал Адаму и Еве: «плодитесь и размножайтесь». Разве не этим мы занимаемся, когда поддаемся похоти? А без похоти и размножиться-то не получится: в конце концов, не каждую ветвь хочется продлевать.
Теперешние мотивы Вивьена были ему вполне понятны. Ренара лишь удивляло, что друг все еще не потребовал у ведьмы благодарности за столь доблестное спасение из лап тюремной стражи. Однако вопросов об этом он больше не задавал, и Вивьен предпочел как можно скорее завершить разговор.
С наступлением темноты сон снова не пожелал оставаться с ним надолго: посреди ночи Вивьен проснулся, сел у окна и долго перебирал руками четки. Слова молитв и псалмов ускользали от него и не могли собраться воедино. Он молча сидел и смотрел на луну, затянутую дождевыми облаками, пока в подсвечнике догорала подожженная лучиной свеча.
Перед самым рассветом он, не давая себе отчета в своих действиях, опустил лежащее на столе гусиное перо в чернильницу и вывел на листе бумаги одно лишь имя: Élise.
На следующий день Вивьен и Ренар по поручению судьи Лорана выехали в одну из окрестных деревень: пришло прошение от местного старосты. История известная – одну из женщин в деревне уличили в колдовстве, посадили под стражу и просили инквизиторов прибыть и казнить еретичку.
Вивьен, держась в седле, обратился к другу:
– Ты не задумывался о том, что в прошении было сказано, что инквизицию просят казнить еретичку, а не провести следствие или хотя бы дознание?
Ренар пожал плечами.
– Может, дознание уже успели провести без нас, и ведьма во всем созналась?
Вивьен покачал головой.
– Может быть.
Ренар недоверчиво взглянул на друга, почувствовав его недовольство, однако Вивьен предпочел не развивать этот разговор, и до деревни они ехали молча.
Деревенька вскоре обозначилась впереди одиноким шпилем небольшой каменной церкви, вокруг которой расположилось около дюжины домов. Самым большим, по-видимому, был дом деревенского старосты. Завидев подъезжающих всадников в церковных одеяниях, грузный плечистый мужчина с поседевшей неухоженной бородой вышел навстречу и поднял руки, приветствуя их.
– Господа инквизиторы! – окликнул он, почтительно склонив голову. – Хвала Господу, вы прибыли так быстро!
– Ты тут староста? – хмуро поинтересовался Ренар.
Мужчина с готовностью кивнул.
– Я, господа. Гаспаром меня звать, – виновато улыбнулся он. – Простите, что сразу не назвался. Измучились мы тут все, пока послали вам прошение и дожидались приезда. Понимаете, эта ведьма…
– Где вы ее держите? – оглядев почти нищенствующего вида домишки, ничего не выражающим тоном поинтересовался Вивьен.
– Так ведь, это… в колодки заковали. Там, возле церкви. Нам бы осудить ее уже, господа инквизиторы, и казнить, а то никакого спокойствия в деревне нет, пока она в колодках приговора дожидается.
Вивьен повернулся к нему, и пронизывающий взгляд заставил Гаспара умолкнуть.
– Где ваш местный священник? – спросил он, снова окидывая оценивающим взглядом деревню. На приехавших инквизиторов уже выходили посмотреть одетые в грубые поношенные вещи дети и женщины. – Я хочу поговорить с ним.
– Отец Бланшар? – переспросил Гаспар.
– Тебе виднее, любезный, – усмехнулся Вивьен.