– Завтра мне нужно по делу в Кастийон-д’Арбизон, – заявил он, – поэтому у меня остается не больше часа, чтобы добраться туда засветло.
Граф сделал вид, что не заметил грубости отца Рубера. Доминиканец пытался держаться с сеньором как с равным, и граф стерпел эту дерзость, ибо она его позабавила.
– Дело? В Кастийон-д’Арбизоне? – переспросил он и тут же вспомнил: – Ах да, верно! Ты хочешь проследить, как сожгут ту девицу!
– Да, завтра утром.
– Девицу сожгут и без тебя, святой отец, – заметил граф, – а дьявол заберет ее душу, не важно, будешь ты там ликовать или нет. Или все дело в том, – граф прищурился, – что тебе нравится смотреть, как сжигают женщин?
– Это мой долг, – сдержанно ответил отец Рубер.
– Ну да, твой долг. Конечно же. Твой долг.
Наморщив лоб, граф разглядывал шахматную доску, пытаясь сообразить, что лучше: пойти пешкой или убрать слона. Он был низеньким, полным, с круглым лицом, обрамленным коротко постриженной бородкой, и лысиной, которую постоянно покрывала вязаная шапочка. Даже летом граф редко снимал отороченное мехом одеяние. Его пальцы всегда были измазаны чернилами, что делало его больше похожим на писаря, чем на феодала – властителя обширных земель.
– Но у тебя есть долги передо мной, Рубер, – укорил он доминиканца, – так что взгляни-ка вот на это.
Граф протянул священнику письмо кардинала-архиепископа и внимательно следил за отцом Рубером, пока тот читал длинный документ.
– У него превосходная латынь, не так ли? – заметил граф.
– У него состоит на службе хорошо образованный секретарь, – суховато отозвался брат Рубер, внимательно изучая большую красную печать, чтобы убедиться в подлинности документа. – Говорят, – теперь голос брата Рубера звучал почтительно, – кардинала Бессьера рассматривают как возможного преемника нынешнего папы римского.
– Стало быть, это человек, которому лучше не перечить?
– Любому служителю святой Церкви лучше не перечить, – натянуто ответил доминиканец.
– И уж тем более такому, который может стать папой, – заключил граф. – Но чего же он хочет?
Отец Рубер подошел к слюдяному окну из мелких пластин, вставленных в свинцовую решетку; сквозь него в помещение проникал лишь тусклый, рассеянный свет, но зато оно защищало от дождя, случайно залетающих холодных зимних ветров и птиц. Монах открыл решетку и вдохнул воздух, который здесь, наверху, был упоительно чист, не то что в городе, где все было пропитано вонью отхожих мест. Стояла осень, и в воздухе витал едва уловимый запах давленого винограда. Рубер любил этот запах.
– Этот монах сейчас здесь? – спросил он, снова повернувшись к графу.
– В гостевой комнате, – сказал граф. – Отдыхает. Молодой еще монашек, пугливый. Раскланивается чин по чину, но ни за что не желает сказать, что нужно от меня кардиналу.
Неожиданный звон и грохот во дворе заставили отца Рубера снова выглянуть в окно. Ему пришлось высунуться через подоконник, ибо даже здесь, на высоте сорока футов, стены имели толщину почти в пять футов. Внизу закованный с ног до головы в стальные латы всадник только что нанес по деревянному щиту на тренировочном столбе удар копьем, да такой силы, что обрушилось все сооружение.
– Жослен забавляется, – сказал он, отстранившись от окна.
– Мой племянник и его друзья упражняются, – поправил монаха граф.
– Лучше бы он заботился о своей душе, – сварливо заметил брат Рубер.
– У него нет души, он боец.
– Турнирный боец, – презрительно сказал монах.
Граф пожал плечами:
– Одного богатства мало, отец Рубер. Нужна еще и сила, и Жослен – моя крепкая, надежная рука.
Граф заявил это решительным тоном, хотя, по правде, вовсе не был уверен в том, что Жослен так уж подходит на роль наследника богатого графства. Однако, коль скоро сыновей у графа не было, его владениям рано или поздно предстояло отойти к одному из племянников, а из этого неудачного выводка Жослен, пожалуй, был самым лучшим. Вот и еще одна причина, почему так необходимо обзавестись своим потомством.
– Я позвал тебя сюда, – сказал граф, нарочно употребив слово «позвал» вместо «потребовал», – потому что тебе может быть известно, в чем состоит интерес его высокопреосвященства.
Монах снова посмотрел на письмо кардинала.
– Документы, – промолвил он. – Тут сказано «документы».
– Я тоже заметил это слово, – сказал граф. Он отошел от открытого окна. – Ты устроил сквозняк, отец Рубер.
Священник неохотно притворил окно. Он знал, что граф вычитал в каких-то книгах, будто бы тепло способствует мужской плодовитости, хотя сам считал это ерундой. Плодятся же люди в студеных, северных странах.