– Пушкари? Все слегли?
– Не только они. Похоже, болеет уже половина города, – промолвил Вексий, вставая.
Он умылся, облачился в чистую черную одежду и смазал маслом длинные черные волосы, так что они, как прилизанные, облепляли узкий череп.
– Я слышал, что идет чума, – продолжил он, – но не поверил. Ошибся я, прости господи!
– Чума? – перепугался Жослен.
– Господь наказывает нас, – спокойно произнес Вексий, – дав дьяволу разгуляться. Нужен ли нам более ясный знак Его воли? Монсеньор, мы должны сегодня же взять приступом замок, захватить Грааль и таким образом положить конец этому моровому поветрию.
– Чуме? – спросил Жослен и услышал робкий стук в дверь. – Входи, черт тебя дери! – крикнул он, решив, что служанка принесла ему еду, но вместо служанки вошел подавленный, перепуганный отец Медоуз.
Священник опустился на колени перед Жосленом.
– Люди умирают, монсеньор, – сказал он.
– Чего же ты от меня хочешь? – спросил Жослен.
– Надо брать замок, – сказал Вексий.
Но Жослен не слушал его.
– Умирают? – беспомощно переспросил он священника.
– Галат Лоррет умер, его жена больна. Заболела и моя домоправительница. – По щекам священника катились слезы. – Зараза переносится по воздуху.
Он устремил взгляд на ничего не выражающее круглое лицо Жослена в надежде, что его господин сможет помочь.
– Она носится в воздухе, – повторил он. – Нам нужны лекари, монсеньор, и только твое слово заставит их приехать к нам из Бера.
Жослен резко шагнул, прошел мимо ползающего на коленях священника, вышел на улицу и увидел двух своих ратников, сидящих у двери таверны с опухшими, обливающимися по́том лицами. Они тупо подняли на него невидящий взгляд, и он отвернулся. Отовсюду неслись вопли причитающих матерей, на глазах у которых, исходя испариной, умирали их дети. В сыром утреннем воздухе еще плавал дымок вчерашнего пожара, и все вокруг казалось покрытым сажей. Жослен поежился. Вдруг из церкви Святого Каллика показался вполне здоровый с виду Анри Куртуа. Жослен так и бросился к нему и на радостях заключил старого рыцаря в объятия.
– Ты знаешь, что происходит? – спросил Жослен.
– Чума, монсеньор.
– Она в воздухе, да? – спросил Жослен, ухватившись за слова отца Медоуза.
– Этого я не знаю, – устало промолвил шевалье Анри, – но я знаю, что более двадцати наших людей заболели ею и трое уже умерли. Робби Дуглас тоже болен. Он хотел видеть тебя, монсеньор. И умолял найти ему лекаря.
Не удостоив эту просьбу вниманием, Жослен принюхался. В воздухе висели запахи гари, рвоты, навоза и мочи. Неприятные, но вполне привычные городские запахи, сейчас они почему-то показались ему зловещими.
– Что же нам делать? – спросил он беспомощно.
– Больные нуждаются в помощи, – сказал шевалье Анри. – Им нужны лекари.
Про себя он подумал, что скоро им потребуются могильщики, но вслух этого не произнес.
– Она в воздухе, – повторил Жослен.
Вонь была омерзительна, она надвигалась со всех сторон неотвратимой угрозой. Жослена затрясло от панического страха. Граф не был трусом и не побоялся бы сразиться с любым противником, хоть с целой армией, но не с этим коварным, всепроникающим зловонием.
– Мы уходим! – решил он. – Все, кого не коснулась зараза, снимаются и отбывают. Немедленно!
– Уходим? – переспросил шевалье Анри, ошеломленный таким приказом.
– Да, мы уходим! – решительно подтвердил Жослен. – Больные останутся здесь. Прикажи людям собираться и седлать коней.
– Но Робби Дуглас хотел тебя видеть, – напомнил Анри.
Робби был Жослену не слугой или наемником, а вассалом, и забота о вассале являлась священным долгом сеньора, однако у Жослена не было ни малейшего желания навещать больных. Им, черт побери, это уже не поможет! Больные пускай обходятся без него, а он спасет от этого ужаса столько людей, сколько сумеет.
Не прошло и часа, как воинство Бера выехало из обреченного города. Всадники умчались галопом, чтобы скорей укрыться от заразы за прочными стенами замка Бера. Арбалетчиков, не имевших лошадей, бросили на произвол судьбы, но те отбыли следом за конницей пешком. Бежали также многие горожане, немалое число людей Вексия и те немногие пушкари, которых не тронула чума. Кинув «Адскую поплевуху», они забрали лошадей, заболевших товарищей и ускакали. Из здоровых людей Жослена остался только шевалье Анри Куртуа. Он был немолод и давно перестал бояться смерти. Люди, так долго служившие под его началом, лежали в агонии. Он не знал, чем может им помочь, но твердо решил остаться с ними до конца.