– Так что же – «только»?
Монах все-таки заметил его колебание.
Отец Медоуз, садясь на место, вздохнул:
– Есть тут одна девица, из нищенствующих. Сама она, слава богу, родом не из Кастийон-д’Арбизона, но находилась здесь, когда умер ее отец. Настоящая нищенствующая.
– Вот уж не думал, что нищенствующие попадаются так далеко на юге, – промолвил монах.
Так называемые нищенствующие были не просто безобидными нищими или попрошайками. Эти опасные еретики отрицали святую Церковь, проповедовали общность имущества и отвергали необходимость труда, утверждая, что, коль скоро все сущее даруется Богом, все блага должны быть равно и свободно доступны для каждого. Поэтому Церковь, ограждая себя от подобной заразы, ловила нищенствующих и отправляла их на костер.
– Они ведь бродят по дорогам, – указал отец Медоуз, – вот она и забрела к нам, ну а уж мы спровадили ее на суд епископа. Девицу признали виновной, и теперь она снова здесь.
– Снова здесь? – возмущенно воскликнул монах.
– Ее препроводили сюда для сожжения, – поспешно пояснил отец Медоуз. – Казнь должны осуществить светские власти. Епископ хочет, чтобы народ увидел ее смерть и порадовался избавлению от зла.
Брат Томас нахмурился:
– Ты говоришь, что она была признана виновной в ереси и отправлена сюда на смерть, между тем она еще жива. Почему?
– Ее должны сжечь завтра, – зачастил священник. – Я ожидал отца Рубера. Он доминиканец, как и ты, и именно он уличил эту девицу в ереси. Может быть, он приболел? Так или иначе, я получил от него письмо, в котором объясняется, как следует разложить и разжечь костер.
Брат Томас презрительно скривился:
– Тоже мне наука! Тут всего-то и нужно, что охапка дров, столб, лучина для растопки да проклятый еретик. Так чего же еще тебе не хватает?
– Отец Рубер настаивал, чтобы мы использовали маленькие вязанки прутьев и чтобы устанавливали их стоймя. – Священник проиллюстрировал это требование, сложив свои пальцы вместе, как стебельки спаржи. – Связки прутьев, написал он мне, и все концами вверх, ни в коем случае не плашмя. На этом он особенно настаивает.
Брат Томас понимающе усмехнулся:
– Это чтобы огонь горел ярко, но не слишком жарко, да? Она будет умирать медленно.
– Так угодно Богу, – сказал отец Медоуз.
– Медленно и в ужасных мучениях, – повторил монах, смакуя эти слова. – Воистину, Богу угодно, чтобы так умирали еретики.
– Я так и устроил, как было велено, – слабо добавил отец Медоуз.
– Хорошо. По заслугам этой девчонке. – Монах подчистил блюдо ломтиком темного хлеба. – Я с удовольствием посмотрю, как она умирает, а потом продолжу путь. – Он перекрестился. – Благодарю тебя за трапезу.
Отец Медоуз жестом указал на место у очага, где он положил несколько одеял:
– Спать можешь здесь.
– Хорошо, святой отец, – сказал доминиканец, – но сперва я помолюсь святому Сардосу. Правда, я о нем не слыхал. Можешь ты рассказать мне, кто он такой?
– Козий пастух, – ответил отец Медоуз, который, по правде сказать, вовсе не был уверен в том, что этот Сардос существовал в действительности. Местные жители, однако, горой стояли за своего святого, они почитали его с незапамятных времен. – Некогда сей добрый пастырь увидел на холме, на том месте, где нынче стоит город, невинного агнца Божия. За агнцем охотился волк. Пастух спас его, а Господь в награду осыпал его золотым дождем.
– Как и подобает, – отозвался брат Томас и встал. – Ты пойдешь со мной помолиться святому Сардосу?
Отец Медоуз подавил зевок.
– Я бы охотно… – замямлил он.
– Я не настаиваю, – великодушно разрешил монах. – Ты не запрешь дверь на засов?
– Моя дверь всегда открыта, – ответил священник и облегченно вздохнул, когда неприятный гость, наклонясь под притолокой, шагнул за порог и исчез в темноте.
– Монах, а молодец хоть куда! – с улыбкой заметила, высунувшись из кухни, домоправительница отца Медоуза. – Он заночует у нас?
– Да, заночует.
– Тогда я лучше лягу спать на кухне, – промолвила служанка. – А не то тебе первому не поздоровится, если доминиканец застанет тебя в постели в обнимку со мной. Чего доброго, еще отправит нас с тобой на костер заодно с еретичкой.
Она рассмеялась и стала убирать со стола.
Монах между тем отправился вовсе не в церковь. Пройдя несколько шагов до ближайшей таверны, он распахнул дверь. Посетители уставились на его хмурое лицо, и шум в помещении мгновенно стих. Воцарилась тишина. Клирик передернулся, как бы от отвращения при виде такого беспутства, затем отпрянул и закрыл за собой дверь. Тишина продлилась еще несколько мгновений, а потом все покатились со смеху. Кто-то высказал предположение, что молодой попик, должно быть, искал сговорчивую шлюху, другие решили, что он просто ошибся дверью, но, так или иначе, спустя миг-другой все выбросили его из головы.