- Зачем ты лишил его жизни?
Воин вздрогнул. Еретик не проронил ни слова с того замечательного утра, когда он обнаружил пленника свободным и не сбежавшим.
- Я не терплю, когда всякая гадина угрожает мне тесаком, - выплюнул Воин и опомнился. - Не твое дело!
Он выехал из деревеньки так, будто не слышал за спиной проклятий и надрывных бабьих причитаний.
- Ты лишил жизни того, кто высоко ее ценил, - произнес Еретик. - У него осталась семья, ему было больно умирать.
- Всем больно умирать.
- Для тебя боль ограничена лишь физическими страданиями. А те, чья жизнь полна, кто живет не ради себя одного, кто верит в будущее и создает память для потомков - их боль куда страшнее.
Всадник окатил пленника ледяным взором.
- Значит, тебе на плахе слишком больно не будет. Верить тебе не во что.
- Ты не знаешь, как живу я, - сказал Еретик.
Ты забыл своё...
Он вздрогнул. Голос юноши и тот, другой, непрозвучавший, были совершенно разными.
- Зато я помню, как подыхала твоя семья под моим клинком, - оскалился Воин.
"Колдун проклятый! Что б тебе пусто было!"
Бледное лицо еретика пряталось под тенью капюшона.
- Меч убивает плоть. Но ничто не в силах разрушить Круг Бытия. Помнящий зрит силу предков.
- Я с удовольствием посмотрю на твоих предков, когда тебе всенародно отсекут башку.
- Ты тешишь свою маску, Воин. И не желаешь помнить своё.
- Еще одно нравоучение, и, клянусь, ты об этом пожалеешь!
Еретик не ответил. Но под капюшоном мелькнула невнятная улыбка.
Несмотря на неприятный инцидент, польза от посещения деревни все-таки была. Воин пополнил запасы провизии и вина до того, как трактирные завсегдатаи полезли в драку.
Конь фыркал и жевал удила. Молодой, привыкший к доброй рыси, он ускорял шаг, но всадник немедленно натягивал узду. Воин не торопился. Селение осталось далеко позади, близился вечер, и редкий приветливый лес по левую сторону от дороги манил завернуть на ночлег. Фляга с вином опустела больше чем на половину, и он уже присматривался к тропинкам, ведущим под сосновые кроны. Но то ли вино развязало язык, то ли умиротворяющее лиловое небо и рыжий закат над дорогой побуждали к философским измышлениям, так или иначе он заговорил.
- Эй, Еретик, во-он навстречу нам ковыляет нищий. Как, по-твоему, он ценит свою жизнь?
- Он презирает жизнь, ибо кроме лишений не видит в ней ничего. Он одинок и пуст.
Воин ожидал продолжения - "как ты", но юноша молчал.
"Боится получить оплеуху", - он с усмешкой глянул на пленника.
За спиной Еретика колыхнулась невесть откуда взявшаяся тень.
Оглянись...
Воин удивленно посмотрел на неопорожненную флягу.
Путаные мысли звенели в голове, и им подпевало вездесущее комарье. Пора было сворачивать в лес, но огненный полукруг уходящего солнца, как одинокий костер в глуши, взывал следовать за собой.
Впереди в желто-малиновых разводах заклубилась пыль. Скоро показалась карета, и четверка взмыленных лошадей прокатила ее мимо уставших путников.
- А как насчет этого? - оживился Воин. - Бьюсь об заклад, там внутри сидит птица высокого полета!
Еретик не оглянулся.
- У него есть все, что он желает или может пожелать.
- Значит, он высоко ценит жизнь? - Воин глотнул из фляги.
- Ему опротивела жизнь так же, как обжоре рано или поздно становится противна еда.
- Ловко у тебя получается. Куда ни глянешь, всюду мерзость и мрак!
- Смотришь ты, а не я.
Воин поперхнулся. Ответные слова застряли в горле. Откашлявшись, он махнул рукой.
- Сворачиваем! К черту тебя с твоими рассуждениями, - и свистнул бежавшему впереди псу.
Когда дорога осталась позади, Еретик неожиданно натянул ремень.
- Постой.
Всадник осадил коня.
- Видишь человека? - юноша показал в сторону. Через поле шел пилигрим в рваных обносках с сучковатым посохом в руке.
- Еще один нищий, презирающий жизнь? - хмыкнул Воин и тут услышал отголосок песни.
Молодой путник пел о звездном небе, о засыпающей земле и о грядущем восходе солнца.
- Он беден, верно, - произнес Еретик, когда песня удалилась и канула в пространство. - Но его жизнь богата и ярка. Он несет людям свои баллады, жаждет вселить в сердца надежду, в умы - веру, в душу - любовь.
- Но он одинок! - нашелся Воин.
- Отнюдь. С ним - сама природа, и люди, способные услышать его голос. А когда его собственная жизнь подойдет к концу, она воссоединится с силой предков, и даст начало новой жизни. Таков Круг Бытия.
- После смерти он, возможно, попадет в рай. Или в ад, если успеет что-нибудь натворить.
- Так говорит твоя церковь. А тех, кто знает истину, объявляют еретиками. И уничтожают, дабы сохранить нерушимость своих канонов.
Воин поискал глазами пилигрима, но ночь оплела поле непроглядной темнотой.
- Ладно. Пусть так, еретик. Тогда скажи, чем так опасен этот твой Круг Бытия, о которым не желают слышать церковники?
- Помнящий силен памятью предков. Более объяснить я тебе не могу. Если ты найдешь в себе силы оглянуться, ты увидишь всё сам.
Ворчание пса Воин поначалу просто не замечал. Тяжелый сон, окутанный пьяным туманом, тянулся медленно и невнятно. И все же тревога разбередила притупленное чутье. Он проснулся и первым делом нащупал эфес меча. Высвободил руку из-под плаща и, стараясь не шевелиться, осторожно осмотрелся. Пес сидел поодаль, навострив уши. Обросшие жесткой шерстью черные губы оттопырились, обнажив желтые клыки.