Амр обомлел.
— У курейшитов кончились деньги?
— Нет. Денег много.
— Тогда, может быть, все ваши корабли разбило бурей?
— Нет. Корабли целы.
— В Египте неурожай? — предположил самое невероятное Амр.
— Нет, у них все, как всегда. Запасов лет на семь. Но наши корабли не грузят.
Амр насторожился.
— Почему? Что не так? Чего они от вас хотят?
И тогда Хаким рассмеялся — совершенно безумно.
— А чего от нас можно хотеть, кроме Баб-Эль-Мандебского пролива? Что еще у Аравии есть… кроме этого пролива и песка?
Амр не поверил. Вот уже двадцать восемь лет как дождей становилось все меньше и меньше, и понятно, что цены стали меняться, и одни купеческие кланы поднимались, а другие падали. Но шантажировать своих старинных соседей угрозой голодной смерти?!! Так не поступали даже людоеды.
— Не хочешь давать, так бы и сказал!
Амр бросился к евреям, затем к армянам и грекам, но оказалось, что лишнего зерна нет ни у кого — лишь на прокорм собственных семей. А потом начали умирать люди, — сначала в пустыне, а затем и в городах. И когда Амр увидел первые неубранные трупы на улицах Медины, он понял: еще три-четыре месяца, и старый купеческий конфликт за последний невизантийский пролив закончится — сам собой.
Ираклий слушал, как стучат копыта сопровождающей колесницу имперской конницы, и думал. Собственно, этот затяжной конфликт за Пролив, как и многое другое, достался ему в наследство от Фоки, а Фоке — от предыдущего императора. Курейшиты диктовали цены всему югу Ойкумены, а главное, так и держали в руках торговлю шелком, перцем, кассией и корицей — самым драгоценным среди всех мыслимых товаров.
В Константинополе прекрасно понимали, к чему это рано или поздно приведет: вторая мировая столица, второй претендент на власть над Ойкуменой и большая война за то, чтобы из двух остался кто-то один. Проще было до этого не допускать. И плотнее всего подошел к окончательному решению «вопроса о последнем проливе», разумеется, император Фока.
Забравшийся на самый верх центурион был отважен и неглуп, а потому успел за восемь лет многое. Залил кровью Палестину и Египет, запросто сжигал мятежников и сдирал кожу с уважаемых лидеров племенных фракций, так что и в этом купеческом конфликте он, безусловно, пошел бы до конца.
Ираклий невесело усмехнулся. Ирония Божественного Провидения заключалась в том, что аравитян, похоже, спас армянский переворот. Не будь его, и все проливы Ойкумены давно стали бы византийскими, а род курейш, скорее всего, вырезали, — Фока это умел и любил. Однако Ираклии тирана свергли, и в небесах что-то повернулось.
Пользуясь едва заметной передышкой, никому прежде неизвестный Абу Касим в считанные годы сделал невозможное: создал из нескольких племен единый народ, а главное, быстро породнился с евреями и парой сильных эфиопских семей. Ну, а когда Ираклий узнал, что свадьбу Мухаммада обеспечил сам Негус Абиссинский, спорить за Пролив стало поздно. С Негусом предпочитали не связываться.
А потом Бог послал на аравитян голод. И все опять переменилось.
Когда Амр добрался до Аиши[19], она что-то читала — бок о бок со своим старшим, Абдаллахом.
— Иди к дяде Зейду, — мгновенно помрачнев, отправила она сына во двор, — постреляйте из лука…
Тринадцатилетний Абдаллах поджал губы, смерил Амра запоминающим взглядом и, развернув плечи, прошел мимо. В этой семье все знали, что именно этот человек пытался убить их отца, а уж Аиша помнила все: и ночную погоню с яростными криками за спиной, и настойчивые попытки Амра выдернуть их из-под защиты Негуса Абиссинского. И, надо сказать, он тогда не сдержал обещание убить Мухаммада только чудом.
Аиша дождалась, когда Абдаллах выйдет, и медленно повернулась к Амру. Темное лицо ее потемнело еще сильнее — от гнева.
— Зачем ты пришел?
Она держала его на расстоянии от своей семьи, даже, когда Амр признал в Мухаммаде посланца Единого.
— Умм Абдаллах[20], — с подчеркнутым уважением произнес он, — я иду в Египет. За зерном. То, что смогу взять, переправлю сюда.
Аиша на мгновение ушла в себя и тут же сосредоточилась.
— Ты хочешь втянуть нас в войну? С Византией? Ты в своем уме?
— Нет, принцесса, войны не будет, — замотал головой Амр, — я все продумал. Хаким здесь ни при чем. Али — тоже. Халиф чуть позже вышлет мне письмо с прямым запрещением входить в Египет. Ираклий вам ничего не докажет…
Аиша хмыкнула, поднялась с подушек, подошла к окну и замерла, наблюдая, как стрелы ее сына со свистом входят в мишень — одна за другой. А когда она снова повернулась к Амру, он увидел на ее лице странную смесь боли и облегчения.
19
Aisha bint Abu Bakr — 3-я, наиболее влиятельная жена Мухаммада. Отец, Abu Bakr — первый халиф. Мать, Umm Rumman, скорее всего, входила в число абиссинской элиты. В семье говорили на эфиопском языке.
20
Умм Абдаллах — мать Абдаллаха, уважительный титул, связанный с рождением Пророку сына по имени Абдаллах.