Дело было и не в нем. Симон никогда не страдал от недостатка мощи. Более того, чтобы держать свое тело в должной узде, он расчетливо обрек его на пожизненное полуголодное существование. Сейчас, когда он позволил себе и рыбу, и мясо, и вино, его тело реагировало на женщин даже лучше, чем надо: он хотел их всех! Но едва он ложился рядом с ней, все кончалось — как не было.
Симон опустился даже до того, что, памятуя о вечной правоте народа, сходил к местному жрецу и рассказал ему все как есть!
— Ты, значит, хочешь сделать Спасителя? — утер грязной ладонью зеленую соплю жрец.
— Да.
— Распинать агнца будешь? — заинтересовался жрец.
— Я об этом пока не думал.
— Меня позови, если надумаешь, — облизнул губы жрец, — лучше меня этого никто не сделает. И всего за двадцать монет.
— Ладно. — Симону было все равно, кто это сделает.
— Эти новые вообще в распятии агнцев ничего не смыслят, — ощерился довольный сделкой жрец, — а у меня все — по заветам матерей наших.
Симон слушал, но пока ответа на свой главный вопрос не находил.
— Предстанет перед Богом твой агнец, как растянутая на солнце шкурка — очень красиво будет, Всевышний за такую красоту все грехи тебе простит…
«Шкурка? — мелькнуло в голове у Симона, — нет, не то…»
— У меня зачать не выходит, святой отец, — объяснил он жрецу.
Тот задумался.
— Ты ей соль на язык клал?
— Нет.
— Уже ошибка, — самодовольно ощерился жрец и втянул в себя очередную зеленую соплю, — а красного быка храму посвящал?
— Нет.
— И мяса нищим не раздавал? — вытаращил глаза эксперт.
— Не-ет… — протянул Симон.
Он уже чуял глубинную правоту жреца, а тот потрясенно и одновременно напоказ уже разводил руки в стороны.
— Ну, а если ты еще и невесту Божью в теплую шкуру не заворачивал…
— Все, святой отец, — упреждающе поднял руки Симон, — я все понял. Спасибо.
Елена была посвящена Богу с рождения. А потому обряд следовало исполнять в точности — до деталей.
Теодор уступал Амру город за городом, но вины своей в этом не видел. Во-первых, почти везде принялись проявлять недовольство армянские приходы. Подчиняться итальянке, отравившей мужа и сына, а теперь еще вздумавшей лишить Церковь остатков духовности, гайниты не желали.
Во-вторых, вот-вот должен был начаться разлив Нила, а вместе с ним и экспорт урожая — пусть и небольшого — по Траянскому каналу в Индию. И если прежде этот экспорт держали в своих руках аристократические семьи Византии, то теперь он был целиком в руках аравитян. И не торговать с ними для огромного количества купцов, извозчиков, грузчиков, матросов, лоцманов, капитанов, толмачей, охранников, писарей и счетоводов означало попросту голодать.
Ну, и, в-третьих, повсеместно ширились мятежи — теперь уже солдатские. Получившие свои две монеты солдаты с волнением обсуждали письмо ссыльного казначея Филагриуса, привезенное с островов его адъютантом Валентином Аршакуни. Казначей простыми и доходчивыми словами объяснял, что следующим шагом императрицы наверняка будет отравление детей Костаса — внуков Ираклия от первой жены. И, конечно же, пострадавший за правду казначей заклинал воинов немедленно войти в столицу и вырвать невинных младенцев из рук их зловещей бабушки.
Понятно, что в ситуации острого недоверия к империи, Теодор, как главный полководец Мартины почти ничего поделать не мог. Впрочем, он тоже получил письмо, в котором честно описывались и переговоры Амра с патриархом, и то, сколь жестоко покарал мятеж гайнитов некий ставленник Мартины, и то, что императрица уже получила требование освободить невинно пострадавшего Филагриуса, и за этим требованием стояли первые семьи империи. Ну, а главное, что объяснялось в письме: тратить силы на войну с Амром, когда можно перенаправить войска на главный источник зла — Мартину и ее выродков, никакого смысла нет.
Так что Теодор сдавал город за городом без малейших угрызений совести.
Мартина впервые увидела «свое» письмо, когда легионы уже бунтовали. В письме она просила Давида Матаргуема[85] взять ее в жены и помочь расправиться с детьми Костаса и Грегории.
— Как думаешь, кто это сделал? — спросила она доставившего письмо патриарха.
— Все говорят, что самое заинтересованное лицо — вождь гуннов Кубратос.