Но Кифу это уже не касалось. Улыбаясь от понимания всей значительности момента, он вошел под высоченные своды и двинулся вдоль стеллажей и полок, периодически тыкая факелом в мгновенно загорающийся папирус. Ускоряя шаг, дошел до конца, развернулся и побежал назад, к выходу: огонь уже охватил все. Выскочил и окинул взором бушующую толпу и ряды оттесняющих ее солдат.
— Варвары! — рыдали переписчики, лучше остальных знающие, сколько месяцев уходит всего на одну книгу.
— Чудовища! — кричали, как от боли, переводчики и архивариусы.
— Скоты! — бились в обтянутые кожей щиты библиотекари.
Мартин подошел и ободряюще притянул Кифу к себе за плечо.
— Ну, вот и все, брат. Самое главное мы сделали.
Кифа кивнул. Он тоже знал, что все величие любого народа не может удержаться в слабой человеческой памяти, а потому, поднеси факел к стеллажу, и вчерашнее величие станет пеплом. И это было правильно, потому что лишь один престол и лишь один народ в Ойкумене имеет право быть по-настоящему великим — престол и народ Папы.
— Неужели вы думаете, мы это так оставим?! — прорвался сквозь солдат растрепанный архивариус.
— А куда ты денешься? — рассмеялся Мартин.
— Клянусь! — стукнул в грудь кулаком архивариус. — Клянусь всем, что у меня есть, я восстановлю каждое слово! Даже если придется потратить на это всю жизнь! Вот этими руками восстановлю!
Мартин глянул на Кифу.
— Что скажешь?
Кифа обвел взглядом бушующую и рыдающую за сомкнутым строем толпу.
— Ну… всего им не восстановить… но что-то… очень может быть.
И тогда Мартин недобро улыбнулся и властным жестом подозвал к себе командира наемников.
— Всех, кто сейчас находится на территории Мусейона, согнать вместе.
— Сделаю, — кивнул командир и все-таки замялся, — а зачем?
Мартин глянул на архивариуса. Он так и кричал, то стуча себя в грудь, то потрясая в воздухе растопыренными пальцами, словно показывая, какими именно руками будет восстановлена библиотека.
— Я хочу, чтобы им всем отрубили руки.
Симон увидел дым над Мусейоном почти за квартал. Побежал, прорвался сквозь идущих прочь от библиотеки наемников и замер. Все библиотекари и архивариусы, переводчики и переписчики были здесь. Кто-то, шатаясь, как пьяный, и потрясая обрубками рук, посылал проклятия уходящим в море кораблям. Кто-то сидел и раскачивался от невыносимой боли. Кто-то разбредался прочь — и своими ногами, и на четвереньках, и даже ползком.
— Ну, вот, все и кончилось.
Симон обернулся. Сзади слезал с верблюда окруженный своими полководцами Амр.
— Что кончилось? — не понял Симон.
Амр поджал губы.
— Власть патриархов и пап над Египтом. Люди такого не прощают.
Кифа смотрел на этих двоих со стороны. Они стояли, разговаривали и смотрели, как аравийские солдаты перетягивают кровоточащие обрубки библиотекарей кожаными тесемками и помогают им встать на ноги. Но Кифу беспокоило не это. Не далее как час назад один из его лучших агентов случайно заметил Симона выходящим из дома, и все изменилось.
— Сделано. Она у нас, — подошел сзади агент.
— Иду, — кивнул Кифа и окинул Симона прощальным взглядом.
Еще через четверть часа он входил в резные двери богатого, некогда купеческого дома. Елена, а это была именно она, бледная и перепуганная, стояла на коленях меж двух крепких охранников.
— Встань, — приказал Кифа.
Елена с усилием поднялась, и он изучающее осмотрел ее всю — теперь вблизи. Царица Цариц оказалась немолодой, не слишком красивой женщиной с грубоватыми, немного амхарскими чертами лица. Но для тех, кто понимал толк… — Кифа цокнул языком, — это была самая сладкая добыча во всей Ойкумене.
Симон почуял неладное внезапно — как удар. Повернулся, расталкивая широкими плечами глазеющих на высоченные здания аравитян, побежал по улице, задыхаясь, подбежал к знакомым дверям и обмер. Двери были распахнуты настежь.
— Нет…
Он вбежал внутрь, оглядел пустой двор и вдруг увидел, как это происходило: человек в рясе на входе и двое рослых бородатых мужчин, держащих в руках извивающуюся Царицу Цариц. Видение было столь ясным, столь отчетливым, что он вздрогнул и, пытаясь не упустить это состояние, заглянул чуть дальше. И снова увидел все ясно и точно: ее провели улицей до крытой повозки, сунули внутрь, а затем, в богатом, явно купеческом, доме поставили на колени, пока не пришел…
— Кифа…
Симон видел его так ясно, как если бы он стоял напротив. Кастрат цокнул языком, вышел, и Елену потащили вслед за ним в сторону гавани.