— Спасение… — горестно усмехнулся Симон.
При тех условиях, что были озвучены пророками, каждый принявший Спасение чужой кровью становился еще и подонком — в точности по образу и подобию.
«Такой Спаситель не должен родиться в мир… — поджал он губы, — только не через меня…»
Амр знал, что его черед уже пришел — просто потому, что все сделано. Назначенный префектом Менас уже вступил в должность и мгновенно отладил мирную жизнь во всей Александрии. Филоксениус с благодарностью принял от Амра подтверждение своих прав в Аркадии. И даже несколько запоздавший с выражением покорности Иоанн из Мемфиса был оставлен на своем привычном месте. Все они понимали, какой шанс утвердиться по-настоящему крепко дает им трехлетняя отсрочка от налогов, так что о мятежах не думал никто.
Развивались и военные успехи. Там, далеко на востоке, люди Амра должны были вместе с Андроником и Теодором войти в Константинополь. На западе, воины уже взяли Триполи и весь Пентаполис и подходили к Кархедону. А здесь, на Ниле флот, ставший исламским благодаря Зубайру, спешно оснащали косыми аравийскими парусами и тут же выводили в открытое море.
— Может быть, они не станут тебя менять? — мрачно проронил Зубайр. — Все знают, что Египет лишь тебя признает.
— Поэтому и сменят, — улыбнулся другу Амр.
Он был готов к такому повороту и подготовил все: подписанные договоры, несколько огромных отчетов о взятой добыче, и — самое главное — подарки детям Аиши.
Здесь было все: фигурки диковинных зверей, мастерски вырезанные из дерева здешними умельцами, — для самых младших, хитроумные костяные головоломки александрийских гностиков — для средних и самый важный подарок — принятый от жрецов меч самого Искандера бин Македа[90] — для старшего, Абдаллаха.
Меч был довольно простой, и металл — Амр оценил его со знанием бывалого воина — металл был так себе. Но столь прославленное оружие просто обязано было принадлежать потомству Мухаммада. То, что слово ислама, слово истины и справедливости обойдет весь мир так же быстро, как дело Искандера, Амр уже видел.
Ночь выдалась беспокойной, и, конечно же, Мартина не спала, а только беспрерывно встречала и провожала посланников и гонцов.
— Валентин уже возле Константинополя, — доложили к полуночи. — Его удерживают лишь варвары Амра — выясняют, надо ли пропускать его легионы в город.
Это давало надежду.
— Варвары пропустили Валентина, — доложили через три часа, — сочли своим союзником.
Это отнимало надежду.
— Валентин не хочет брать у тебя денег, — услышала она к четырем утра, — но его сотники не против получить какие-то подарки.
И это был самый сложный момент, потому что становилось неясно, есть ли у тебя надежда. А едва взошло солнце, императрице доложили, что флот Теодора входит в гавань, и Мартина почувствовала, что прямо сейчас все и решится.
— Приведите Грегорию, — распорядилась она, и ее сноха тут же вошла в зал — так, словно ждала за дверью.
— Я не знаю, должна ли это говорить…
Мартине не надо было приглядываться, чтобы видеть: лица на снохе нет.
— Ты о Теодоре?
— Нет, — покачала головой Грегория, — я о своих.
Внутри у императрицы похолодело. Пахло предательством.
— Говори.
— Мои братья говорили и с людьми Аршакуни, и с людьми Теодора — еще вчера. Сразу после коронации.
Мартина замерла, а Грегория собралась с силами и выдохнула последнее:
— Они сговорились вернуться к священным обычаям наших матерей.
— Что?! — приподнялась императрица. — Они хотят снова передавать власть по матери?!
Грегория молча кивнула.
Мартина бессильно осела на трон. Хуже этого ничего придумать было нельзя, но это был единственный способ придать видимость законности назревающему смещению потомства Ираклия. За ним должна была последовать резня и быстрый распад единой страны на мелкие отдельные провинции — строго по материнским линиям…
— Почему ты не сказала об этом вчера?
— Аршакуни и Теодор согласились не трогать моих детей и даже оставить Констанса на троне.
Императрица закрыла лицо руками. Это означало, что ее саму и ее детей ждет то же, что все узурпаторы до единого делали до Ираклия.