— Захария?! — Мартина осела на колени. — Господи Боже… Захария.
Ее преданный гвардеец-эфиоп уже отходил. А едва он содрогнулся и замер, от настежь распахнутых дверей послышался тоненький детский голос.
— Мама…
Мартина подняла голову.
В дверях, под охраной рослых гвардейцев Теодора стояли все ее дети.
Симон рванулся к Царице Цариц всем существом, и наемники разлетались в стороны, словно мальчишки под ударами никем не опоенного медведя.
— Елена!!! Не-ет!!!
Он уже чувствовал, что не успевает. И ровно в тот миг, когда все, кто хищно шевелился вокруг Нее, отвалились и остались где-то за спиной, он увидел, что опоздал.
— Елена… — упал он на колени.
Его жена, его Царица Цариц, перепачканная кровью, как в тот день, когда он развернул еще теплую, пахнущую свежениной шкуру красного быка, теперь, с так и не выношенным сыном внутри, уже отходила.
— Елена… — приподнял и уложил ее голову на свои колени Симон.
Ее сияние задрожало, а затем, словно зарница, вспыхнуло, на мгновение озарив площадь, и погасло.
Симон поднял голову и обвел мир вокруг непонимающим взглядом. Здесь же, в трех-четырех шагах от него армяне спиной к спине с аравитянами рубили заморских убийц, и мелкие брызги крови летели ему в лицо. Чуть дальше тянулись залитые оранжевым светом пожаров улицы, и он чуял и запах сгорающего домашнего скарба, и запах горелой человечины. В сиреневом утреннем небе, прямо над горизонтом в очередной раз восходила похожая на лампаду звезда. Но чувства реальности не было — так, словно все это было неживым.
— Вы убили мать всего человечества… — внятно обвинил Симон.
Человечество молчало.
— Вы убили — внутри Нее — вашего Спасителя…
Спасаемые рубились — каждый за то, во что верил.
— Бог так и не родился. Пророчества не сбылись. Это конец.
И в тот же миг небеса озарились пронзительно ярким оранжевым светом, и горизонт на севере вспыхнул.
Симон поднял голову и за мгновение до того, как далекий удар дошел да Кархедона, увидел, что все небо вокруг звезды-лампады покрыто огненными нитями «божьих стрел».
Сыновей Мартины начали кастрировать здесь же, при ней.
— Валентин! — билась она в руках гвардейцев, — ты же Аршакуни! Где ты потерял свою честь?!
Полководец резко развернулся и выбежал, а Ираклонаса, императора Византии и любимого сына первого правителя всей Ойкумены Ираклия уже схватили со всех сторон четверо или пятеро человек. Теодор не собирался оставлять законных наследников на их законном месте.
— Не-ет!
И почти сразу же пришла очередь совсем еще маленьких Давида и Маринуса.
— Будь ты проклят, Теодор! — прорыдала Мартина, — будь проклята…
— Язык!!! — заорал Теодор, — язык режьте!..
Он хорошо понимал силу и неотвратимость материнского проклятия. И Мартину тут же повалили на каменный пол и кинжалом разжали зубы.
— Будь проклята… — задергала она головой, — вся эта… Визан… ти… я…
И в тот же миг в окнах полыхнуло оранжевым, а цветные дворцовые витражи ухнули и осыпали пол сверкающей крошкой.
Гонцов от халифа было двое, и Амр уже видел, как трудно им сказать хоть что-нибудь.
— Давайте документы, — протянул руку Амр, — я знаю, что там…
Вид у посланников был крайне смущенный.
— Ты больше не правитель Египта, Амр, — отважился один из них и протянул бумаги.
— Тоже мне — владыки судеб… — недобро хохотнул Зубайр в адрес тех, кто выслал этот указ. — Уж если кто и правитель, так это Амр!
Амр, прося тишины, поднял руку, быстро пробежал глазами — одно за другим — все три послания и кивнул.
— Я готов. А где мои преемники? Где хотя бы Абдаллах бин Сад? Кому дела сдавать?
— Они прибудут позже, — смутился гонец.
Амр улыбнулся.
— Все, как и ожидалось. Я уже смещен, а преемника еще нет. Кстати, а когда вы обратно поедете?
— Да, прямо сейчас, — отозвался гонец.
— Отлично, — кивнул Амр, — я тут подарки приготовил… детям Аиши. Завезете?
Гонцы переглянулись.
— Что такое? — поднял брови Амр. — Вам же по пути?
— Так… это…
— Ну? — насторожился Амр. — Что еще?
Гонцы, один за другим опустили глаза. Но Амр ждал, и не ответить ему было немыслимо.
— Нет у Аиши больше детей… — с трудом выдавил один.
— Как так — больше нет? — не понял Амр. — Что значит…
Он двинулся вперед, но пошатнулся и ухватился за центральный столб шатра. В глазах помутилось.
— Ты хочешь, сказать, что Абдаллах сын Мухаммада…
— И Абдаллах… — помрачнел гонец, — и все остальные.