Гонец развернулся и отправился на кухню перекусить, а Теодор свернул письмо и мысленно перебрал все, что следовало сделать. Никакой помощи Иоанну в этом перечне не значилось, — просто потому, что для начала Амр должен увязнуть — по уши. Теодор огляделся по сторонам и жестом подозвал своего собственного гонца.
— Езжай в Александрию и найди командующего флотом. Скажи, птичка в силках. Пусть начинает.
Он понимал, что чуть-чуть опережает события, и Амр еще не дал формального повода для встречных действий. Однако Теодор знал, как важно чуть-чуть опережать противника. Ну, а повод для ответного нападения на морские крепости курейшитов и оккупации ведущего к Индиям[31] пролива должен был появиться со дня на день.
Первым делом всадники отвели глаза, и Симон понял, что их послал Кифа. Этот «знаток» так и думал, что Симон может навести морок, лишь глядя в глаза. Затем они разъехались в стороны, пропуская колесницу меж собой, и Симон отметил, что это сделано довольно грамотно. А потом они потянули из-за спины луки…
— Шевелись! — заорал один из крестьян и огрел братьев кнутом. — Быстро отсюда!
— Нет-нет, — тут же придержал вожжи Симон, — стоять.
Он уже сделал все, что необходимо.
— Так, нам шевелиться или нет?! — взвыли купцы.
Стрелы хищно засвистели, Симон бросил назад короткий взгляд и убедился, что все идет, как надо. Похожие друг на друга, как две капли воды, убийцы стремительно и метко поражали небольшой участок дороги в нескольких шагах позади колесницы.
Крестьяне изумленно переглянулись.
— Что они делают?
Симон улыбнулся. В таком же недоумении был и Досифей, когда проткнул сидящего за столом Симона остро отточенным посохом, а через мгновение обнаружил его рядом с собой.
— Что… не получается?
Убийцы впились в Симона оторопелым взглядом, переглянулись, выпустили еще по стреле, но и они ушли туда же, в дорожную пыль.
— Даже не пытайтесь, — покачал головой Симон, — толку не будет.
Убийцы снова переглянулись, быстро спешились, вытащили короткие мечи и, стараясь не смотреть Симону в глаза, начали приближаться.
«Крепко их Кифа заморочил…» — отметил Симон и нехотя спрыгнул с колесницы. Он понимал, что погруженный в морок человек будет идти до конца, — пока не снимешь.
— Смотреть сюда, — поднял он руки, — у меня две руки. Вас — двое. Вы — мои руки, и я вас роняю.
Он опустил руки, и убийцы рухнули в пыль.
— Теперь я пошевелю пальцами…
Бедняг подкинуло, и все их конечности заходили ходуном. Однако в глазах так и светилась жажда убийства.
— Ну, и что с вами делать? — вздохнул Симон.
Он уже видел: Кифа поработал на славу.
Симон знал, если не снять с них наваждение, они так и будут ненавидеть и преследовать его, не в силах объяснить себе, зачем это делают, а потому придумывая тысячи оправданий. И будет все это длиться, может, неделю, а может быть, и целый год, — пока само не отвалится. Ему это было не надо, но тратить время на исцеление, не зная наверняка, как именно Кифа это сделал…
«Наложить новый морок — поверху?»
Это было не слишком этично, однако время экономило.
— Хорошо, — по очереди заглянул он в одинаково полыхающие ненавистью глаза, — сейчас вы увидите знамение… Ну… например, я подожгу небо. На счет три.
Он бросил взгляд за спину. Уже опомнившиеся крестьяне с ужасом в глазах нахлестывали ревущую от боли четверку наказанных господ, однако те, — такие же перепуганные, как и седоки, — с места сдвинуться не могли. Негромкое приказание Симона «стоять» было не в пример сильнее страха и боли. Симон сокрушенно покачал головой и снова повернулся к убийцам.
— Раз… два… три!
Над головой полыхнуло, и Симон даже рассмеялся от удовольствия. Поверить самому в собственный морок это было забавно, да и в глазах убийц уже не было ни ненависти, ни жажды чужой крови — только ужас.
— Кто вас послал? — поинтересовался он.
Он знал: если ответят, половина дела сделана.
— И… и… Ирак-лий, — синхронно выдохнули братья.
— Как так — Ираклий? — опешил Симон.
Рассеченный солдат, странное задержание сразу после казни, а главное, отданная в руки имперского чиновника желтая четвертушка с заветным именем — все это встало перед глазами, как наяву. Симон глотнул, поднял глаза в небо и обмер: оно горело — в точности по его слову. И точно так же, как и двадцать восемь лет назад, в тот день, когда он потерял Ее.
«Неужели это — Она?!»
31
Античный мир знал несколько Индий: Внутр. Индия — Сомали, Индия Терция — Вост. Африка, Мал. Индия — Аравия, Бол. Индия — Нубия либо собственно Индия. Все эти земли представляли для Византии одинаково острый экономический интерес.