— Это твои крестьяне, — осмелился напомнить епископ Римский Северин. — Сам с ними и разбирайся. Лично у меня в епископате никто никуда не уходит.
— Твой епископат не производит ни единого литра оливкового масла, — встречно напомнил Ираклий, — все масло, которое ты ешь, производят здесь, у меня.
Святые отцы замерли. Все понимали, чем угрожает Ираклий. А он, зная, что конфликта ни с Генуей, ни с Венецией все равно уже не избежать, не собирался щадить никого.
— Я могу остановить все поставки в любую часть Ойкумены. Я уже остановил поставки зерна аравитянам. Знаешь, Северин, чем это для них кончилось?
Кастрат отвел глаза в сторону.
— На меня смотри, Северин! — заорал Ираклий. — Это я тебя на твой престол поставил! Если ты еще не забыл…
Епископ Римский глотнул и заставил себя смотреть на императора.
— Ты что думаешь, Северин, я не понимаю, зачем вы дискуссию о двух природах Спасителя развернули?!
Епископ Римский покраснел и поджал губы. Но приходилось выслушивать.
— Хотите через мою голову крестьянами управлять?! С плебсом заигрываете?! Имперскую власть подрываете?!
Священники зашушукались. Здесь не было никого, кто бы с этим не сталкивался. Стоило варварам услышать о человеческой, доставшейся Сыну от Марии природе Спасителя, и они задавали следующий, самый опасный вопрос. Если вторая, от матери природа Спасителя ничуть не меньше первой, от самого Яхве, то почему их принцессы не равны Ираклию? Уж на эту простую аналогию у них ума хватало.
— Теперь варвары говорят, что император себя выше Спасителя ставит! — эхом отдавалось от потолка, — в церкви Мария на самом почетном месте, в самых красивых одеждах! А наши принцессы…
— Ты снова хочешь навязать свой «Экстезис»?!
Император замер, отыскал глазами рискнувшего возразить Софрония и скорбно покачал головой.
— Нет, Софроний, я хочу навязать вам хоть немного ума. Потому что, если субъект власти женщина, кровопролитие не остановить. Мужчины так и будут захватывать царственных женщин и убивать ее детей от предыдущего мужа.
— Византия всегда так жила… — мрачно напомнил Софроний.
— Пока не пришел я, — процедил император, — и я вам не позволю повернуть все назад.
Симон подошел к своему вечному оппоненту часа через два. Бесконечные шлепки весел о воду и почти ставшее привычным зловещее оранжевое свечение с небес изрядно утомляли своим однообразием.
— Ладно, не обижайся. Я просто высказал то, что думал.
Кифа недовольно буркнул и отвернулся, и Симон присел рядом.
— И вообще, согласись, что важнее Спасения нет ничего.
Кастрат вздохнул.
— Ну… да, в общем.
— И мы пока не знаем, как спасти себя, — напомнил Симон. — Господь так и карает — что правых, что виноватых…
Кифа недовольно фыркнул.
— Но Бог и сотворил этот мир. А человек виноват. Сильно виноват. И Отец Мира имеет право наказывать свое дитя.
Симон кивнул. Каждый варвар знал, что человек виновен перед Всевышним. Легенды отличались только содержанием этой вины, и совращение первым человеком собственной божественной матери вовсе не было главной версией. Кто полагал, что первый человек мошеннически выиграл у Бога в кости. Кто настаивал, что Человек украл у Бога огонь. Главное, на чем сходились все, — какая-то вина есть. Иначе бы Небо так не сердилось.
— Ты прав, Кифа. Мы в чем-то провинились …
— Тогда почему ты не с нами? — удивился Кифа. — Не в Церкви…
Симон бросил задумчивый взгляд вверх, на порядком выросший в размерах оранжевый хвост.
— Знаешь, кем считают нашего Творца людоеды? Главным бабуином.
Кастрат опешил.
— А при чем здесь бабуины?
Симон сосредоточился.
— Главный бабуин в стае жаждет двух вещей: крыть всех самок и драть всех самцов — пока не подчинятся. Именно таков для него идеальный мир.
— Неуместная аналогия, — пыхнул Кифа. — Где ты видел такое в Писаниях? Напротив, Он прямо сказал, что хочет Мира и Любви! А вот ты не можешь ни полюбить, ни смириться! Поэтому и злишься!
— Хорошо. Пусть, — поднял руку Симон. — Но скажи мне, Кифа, каким ты, любящий Бога, видишь идеальный мир?
Кифа на мгновение опешил, а потом рассмеялся.
— Знаешь, Симон, а я видел место, где мир уже совершенен. Это монастырь, в котором я вырос.
Симон заинтересовался.
— Да-да, — серьезно закивал Кифа, — наши невесты Спасителя — на женской половине — чистые голубки! Да, и мы — на… мгм… мужской — верные рабы Господа! Поверь, это действительно так! Мир и Любовь царят повсюду…