— Я из Кархедона, — представился Симон вышедшему старику и приготовился рассказывать самое неприятное — о казни, — Никифор-солдат — ваш сын?
— Внук, — мрачно отозвался дед. — Но если ты о Елене пришел спросить, то мы ее уже продали.
— Продали? — удивился Симон и тут же сообразил, что старик явно знает о смерти внука, но не знает о вольной для рабыни, а значит, почта военных сработала быстрее имперской.
— И кому?
— В дом сестер[47], — пожал плечами старик, — куда же еще? Ремесла она не знает, а телом еще видная…
«Ремесла не знает…» — стукнуло в голове Симона, и в лицо тут же бросилась кровь. Это могла быть только высокопоставленная монашка или знатная матрона. Никому иному не ведать ремесла в Кархедоне не дозволялось.
— Это здесь недалеко, — показал направление старик, — солдатский бордель сразу за храмом Святого Грегория.
«Нет, это не может быть она… — глотнул Симон, развернулся и едва ли не бегом двинулся по залитой оранжевым светом улице обратно, к восточным воротам квартала. — Царицу Цариц невозможно засунуть в бордель…»
И он сам же понимал, что это все отговорки.
Амр и Менас ждали возвращения наместника Элефантины довольно долго. А они все говорили и говорили. Теодор все никак не мог поверить, что столь очевидная, только что бывшая в руках военная удача от него отвернулась. Но Амр думал о своем.
— Значит, я теперь преступник? И стою на земле врага?
— Да, — кивнул Менас. — Но теперь это неважно. Теодор напасть уже не рискнет.
Амр обернулся. Двенадцать тысяч евреев-добровольцев, наверное, со всех подконтрольных Элефантине земель, стояли прямо за тоненькой шеренгой Амра и ждали только одного — команды.
— Они не воины, — покачал головой Амр, — они такие же, как мои. Только доспехи красивые. И если Теодор это поймет…
— Я знаю Теодора, — презрительно рассмеялся Менас, — уж, поверь мне, он струсит.
Там, впереди что-то яростно крикнул Теодор, и командующие развернулись, а Моисей двинулся назад — строго по правилам, неторопливо, с чуть отстающими адъютантами по бокам.
— Ну, что?! — еще на приличном расстоянии крикнул Менас. — Что там?!
— Ты знаешь Теодора, — без эмоций отозвался еврей и подъехал ближе.
Менас прищурился.
— И все-таки, я не пойму, что произошло? Спасибо, конечно, за помощь, но почему ты их сюда привел?
Наместник Элефантины пожал плечами.
— Мне привезли перечень вопросов Кархедонского Собора. И я его внимательно прочитал.
Купец недовольно пыхнул.
— Так и я его читал. Что «Экстезис» не примут, и так было ясно. Нового-то ничего нет!
Старый еврей глянул на оранжевую полосу кометы над головой.
— Ты не видел уходящий имперский флот? Или ты не считаешь атаку на курейшитов чем-то новым?
— Все я видел, — досадливо отмахнулся Менас. — Но при чем здесь Собор?
Моисей покачал головой.
— Догмат о двух природах Спасителя это — война на уничтожение всех. Вообще всех. Ну, кроме ватиканских кастратов.
Купец растерянно хмыкнул.
— Ну-ка, объясни…
— Все просто, — без эмоций произнес еврей. — Те, для кого Христос — лишь человек, вроде Амра, теперь бунтовщики против Бога, то есть, враги. А те, для кого Христос — только Бог, вроде тебя, еретики, то есть предатели.
Менас непонимающе тряхнул головой.
— А где логика?
— А им не нужна логика, Менас, — покачал головой Моисей, — им нужно совсем другое. От курейшитов — Пролив. От евреев — Палестина. От армян — Кархедон. А от вас, Менас, — ваш Египет.
Купец потрясенно замер.
— И они уже начали — с курейшитов… — пробормотал он и тут же взял себя в руки. — Но мы еще посмотрим, кто кого! Ираклий напрасно думает, что мы это так оставим! Если он хочет войны, он ее получит!
Еврей покачал головой.
— Ираклий всегда был против этого, но силы неравны. Армяне уже давно проигрывают кастратам. Сам знаешь, разрушать намного легче, нежели строить.
Внимательно слушающий Амр недоверчиво хмыкнул.
— Но люди империи не поймут и не примут этот заумный догмат о двух природах. Разве может его понять кто-то, кроме философа?
— Да, люди его не поймут, — кивнул еврей, — но они его примут. Они его уже принимают.
— Но почему?! — одновременно вскинулись Амр и Менас.
— Потому что империя наполнена варварами. А для варвара догмат о двух природах и особенной роли Девы Марии означает одно: его принцесса, давно уже родившая Ираклию помазанника, может претендовать на роль первой Царицы империи.