Ударило так, что Кифа отлетел от стеллажей со свитками шагов на двадцать, а сами стеллажи вмиг подломились, накренились и со стоном, толкая друг друга, повалились и поехали через весь Мусейон.
— Землетрясение! — заорал кто-то. — Всем наружу!
Кифа растерянно вскочил, и тут ударило второй раз. Пол ушел из-под ног, и когда он сумел подняться, в глазах плыло, а по щекам струилась горячая кровь. Кифа, шатаясь и цепляясь плечами за поваленные стеллажи, кинулся к ставшему пустым проему дверей, пробежал по вылетевшим вместе с косяком деревянным дверям, едва не упал, но его подхватил кто-то из служащих.
— В сторону Антиохии пошла! — закричал кто-то.
Кифа поднял голову. Более всего комета походила на огненного человека с раскинутыми в стороны руками и повисшей на грудь головой. И от этой головы все время отделялись и, оставляя дымные следы, уходили за горизонт маленькие ярко-оранжевые пятна.
— Спаситель! — охнул кто-то. — Он пришел! Люди! Страшный Суд!
Выбежавшая из Мусейона толпа растерянно загомонила, но начальник службы охраны сообразил, что следует делать, быстрее всех.
— Заткнись! — двинули паникера в зубы. — Филипп, беги к берегу! Глянь, что там с морем!
Кифа вздрогнул и вытер заливающую глаза кровь. Он хорошо помнил, как это было двадцать восемь лет назад.
— Укрытие здесь есть? Кто знает?! Есть здесь укрытие?!!
— Без тебя подумали! — рявкнул начальник службы охраны и швырнул одному из помощников ключи. — Аркадий, уводи всех в укрытие! Кемаль, возьми своих и проверь, не остался ли кто внутри!..
Грамотные люди, они лучше других знали, как это обычно бывает.
Когда ударило в третий раз, Симон как очнулся и глянул вверх, на рассыпающееся на глазах тело кометы.
«И что это значит?»
Он слишком хорошо помнил, как она появилась, — одновременно с его обещанием поджечь небо. А стоило ему проклясть мир…
— Ты что, — обратился он прямо к Нему, — хочешь сделать меня виновным во всем?
Всевышний молчал.
«Или я просто угадал?»
Такое бывало с ним, да и со всеми прочими, после каждой новой ступени посвящения. Некоторое время — кто дня три, кто неделю, а кто и полгода, — люди начинали жить на удивление точно. Не появлялись там, где возникала опасность, вставали за миг до того, как в класс входил Учитель, наугад вытягивали с полки именно ту книгу, в которой содержался ответ. А потом это проходило.
— Но я не проходил никакого нового посвящения… — пробормотал Симон и тут же увидел валяющийся перед ним в пыли медальон из оникса.
«Или уже прошел?»
Тряхнуло еще раз, и Симон торопливо схватил медальон.
«И что… я предугадал, что мир проклят и обречен?»
Могло выйти и так.
Симон вскочил, огляделся, и его уши тут же заполнил вой и грохот. С визгом вылетали из борделя полуголые «сестры» вперемешку с такими же перепуганными клиентами. Где-то валилась крыша, где-то вытаскивали из-под обломков раненых, а где-то трещал огонь. Он поднял голову. Несколько дымных полос уже уходили за горизонт, в сторону Антиохии, и Симон хорошо знал, что творится теперь там, где траектория их движения завершалась.
«Волна… скоро пойдет волна…»
В прошлый раз он был далеко от моря, но немногие уцелевшие очевидцы говорили, что пришедшая вслед за толчком приливная волна достигала четверти высоты Фаросского маяка.
— А где маяк?! — охнул Симон.
На месте торчавшего после серии землетрясений, как обломанный зуб, Фаросского маяка была пустота[53]. И это означало, что этот удар был куда как мощнее предыдущего, так и не сумевшего развалить маяк до основания.
Симон выдохнул и, сшибая попадающихся по пути людей, пошел, а затем и побежал к морю — в самую пасть катастрофы. Он знал только один способ точно выяснить, видит ли его Господь, — проверить.
Когда Теодор сумел подняться на ноги, горизонт на востоке, там, куда упало то, что пришло с неба, полыхал зарницами, а его солдаты уже стояли на коленях.
— Встать! — заорал он. — В атаку…
«Бесполезно…»
Он глянул на армию Амра и прикусил губу — там тоже молились. Все! Теодор поискал глазами командиров, нашел одного, подбежал и схватил его за грудки.
— Поднимай своих! И быстро! Пока они там не опомнились!
53
Известны три даты беспрецедентной катастрофы, разрушившей Фаросский (Александрийский) маяк: 21 июля 365 года, 21 июля 400 года и 21 июля 1375 года. Однако есть еще две «близнецовые» даты этой сверхкатастрофы: 21 июля 435 года, когда рухнул даже Александрийский театр, а также 21 июля 356 года до н. э. — когда Герострат (букв. перевод сила Геры) уничтожил(а) храм Артемиды Эфесской.