— Ну, вот, Амр, — подъехал явно потрясенный таким везением Менас, — теперь в твоих руках вся торговля Византии со всеми Индиями на свете. Никогда бы не поверил в такое, но только что ты взял империю за кадык.
Первым делом Симон осмотрел кандидатов и, само собой, остался недоволен.
— Ты кого мне подсунул, Фома? Послушников?
Настоятель сделал страшные глаза: мол, не при детях…
— Ну, что ты косишься? — не собирался щадить его Симон и ткнул первого же будущего «пророка» пальцем под дых.
Тот охнул и загнулся.
— Ты хочешь сказать, эта серая мышь пройдет в Огненный Иерусалим?
— Сам не пройдет, а ты проведешь, — надулся настоятель. — И потом… ты таким же к нам пришел.
Симон криво улыбнулся. Фома сказал чистую правду: он пришел в братство почти таким же… ну, может быть, амбиций побольше. Да, характера…
— Все знаете, что вас ждет?
«Пророки» неуверенно переглянулись.
— Дьяками сделаете? — подал голос один.
Симон повернулся к настоятелю.
— Ты что, ничего им не сказал?
Фома насупился.
— Ты обвинять меня собираешься? Или помогать? А если не хочешь…
Симон поднял руку.
— Стоп. Хватит. Хочу ли я, не хочу ли, а Ей от этого не легче. Где будем посвящать?
Мальчишки переглянулись. Они уже чуяли, что им выпала какая-то немыслимая удача.
— Нижний храм, — отозвался Фома. — Больше негде. Сейчас вода в канал сойдет, и можно будет начинать.
— Одеяла есть?
Симон прекрасно помнил, как трясло его от потустороннего холода в первый раз.
— Полно, — кивнул Фома. — Может, полы коврами застлать? У меня штук шесть персидских есть.
Симон кивнул. Ковры это было правильно.
— Лучше бы в два слоя. Полы наверняка слишком холодные.
Мальчишки снова переглянулись — на этот раз тревожно.
— Слушать меня внимательно, — повернулся к ним Симон, — бояться не надо. Надо лишь понимать, хотите вы этого или нет.
— А чего?.. — осторожно поинтересовался самый проворный, тот, что спросил про дьяков. — Чего мы должны хотеть или не хотеть?
— Божьми пророками стать, — прямо сказал Симон. — Удовольствия это не приносит, но смысл своего никчемного существования познаете. Ну, и бояться перестанете. Уж, это — гарантировано.
Мальчишки вытаращили глаза, да так и замерли.
Кифа сидел в наглухо закрытом подвале, пока не прошла четвертая, совсем уже слабая волна. Это было хорошо слышно по шуршанию воды и песка. И лишь тогда начальник охраны Мусейона дал команду выходить.
— Филипп, ты проверяешь масштабы повреждений в архиве. Ибрахим, ты со своими людьми — в здание рукописей. Всем приготовиться… открываем.
Кифа вжался в стену, а четверо охранников Мусейона взялись за рукояти крышки со всех сторон и почти без труда вырвали ее вверх. И сразу же появился этот оранжевый свет, а вниз обрушилось полбочки воды — и все.
— Быстро, быстро! — закричал начальник охраны. — Все выходят!
Кифа рванулся вперед, в числе первых выскочил наружу, хлюпая сандалиями по жидкой грязи, пробежал к стене и тревожно глянул в сторону моря. Оно было черно и страшно, однако пятой волны он так и не увидел, сколько ни вглядывался. И, тем не менее, на душе было тревожно.
— Смотрите! — охнул кто-то. — Маяка нет!
Кифа повернул голову и лишь тогда понял, что его так встревожило. Знаменитой на всю Ойкумену башни, а точнее, ее останков, уже не было. Вообще!
— А что ж тогда в городе творится?.. — охнул кто-то.
Кифа глотнул и стремительно двинулся прочь от Мусейона. Выскочил на залитую илистыми наносами улицу, ткнулся взглядом в остовы снесенных крыш и разбитых о землю кораблей, трупы на каждом шагу, и внутри екнуло и оборвалось от предчувствия чего-то по-настоящему великого. Если нечто подобное творилось по всему Египту, империя Ираклия болталась на волоске.
«Так… цены поползут вверх, а Менас точно свое зерно обратно со складов затребует. Да, и аристократы своего не упустят…»
Кифа хмыкнул и почти побежал прочь от все еще неспокойного моря. В том, что аристократы — как греки, так и армяне и латиняне, захотят пересмотреть итоги последнего государственного поворота, он уже не сомневался. Главное, правильно эти настроения подогреть.
Едва Амр освоился и оценил запасы Трои, повалили послы, и первыми пришли купцы.
— В Гелиополис пойдешь? — поинтересовались они.
— Конечно, — кивнул он.
Теперь главное зернохранилище империи было открытым и беззащитным.
— А как с зерном поступишь?
— Купеческое — купцам, — пожал плечами Амр, — мы с Менасом сразу договорились. А все, что принадлежит империи, — моя военная добыча.