— Мухаммад не говорил того, что ты мне показал, — уперся ученый, — я записал его слова за всеми, кто знал Пророка при жизни…
— Глупец, — всплеснул руками Хаким, — еще немного, и Костас будет непобедим!
— Мухаммад не говорил этого, — насупился Зейд.
— Нам обязательно нужно последовать примеру Костаса, — нависал над ним Хаким, — иначе курейшиты никогда не станут здесь полноправными хозяевами!
— Мухаммад этого не говорил.
Хуже всего было то, что Хаким ничего не мог с ним сделать — ни снять кожу, ни рассечь пополам, на даже кастрировать. За кропотливым подвижничеством Зейда ревниво следили все родичи Мухаммада. Пришлось созывать совет.
— Вот, — бережно положил несколько исписанных разными почерками листков папируса Хаким, — это свидетельства достойных доверия людей о словах Мухаммада. Однако Зейд отказался признавать эти свидетельства как достоверные.
— И что там? — ревниво поинтересовался Али.
Хаким поднял один из листков.
— Посланник Аллаха сказал, — внятно, нараспев прочитал он, — не наступит последний час, пока мусульмане не сразятся с евреями и не убьют их…
— Ты с ума сошел! — выдохнула Сафия.
— Здесь так сказано, — развел руками Хаким, — а вот еще: пока камни и деревья, за которыми укрылись евреи, не скажут: раб Аллаха, здесь скрывается еврей, приди и убей его!
Родичи Пророка замерли. Все понимали, на что замахнулся племянник Хадиши.
— А ты не рано празднуешь победу, Хаким? — подал голос один из братьев Аиши. — Я вижу, что еврейская доля в общей добыче тебя гнетет, но Амр еще не занял Александрии, и наше положение неустойчиво…
— Так, я об этом и говорю! — с жаром кинулся объяснять Хаким, — еще немного, и Костас создаст на отнятые у своих евреев деньги армию, с которой ни Амру, ни кому другому не справиться!
— И ты предлагаешь нам проделать то же, что и Костас? — поинтересовался кто-то.
Хаким кивнул и потряс в воздухе заветным папирусным листком.
— Пророк сам указал нам на этот достойный выход. У меня есть свидетельства, что Мухаммад завещал нам вообще изгнать чужаков из Аравии!
Родичи Пророка зашептались. Владеть не только Проливом, но и всеми бухтами моря Мекканского — единолично, без тягостной необходимости учитывать права евреев, сирийцев, армян, греков и прочих соседей… это было заманчиво. Но брать на себя такой грех не хотелось никому.
— Откуда нам знать, что Мухаммад это говорил? — наконец-то выдохнул кто-то. — Почему мы услышали об этих словах только теперь?
— В том, что эти свидетельства появились именно сейчас, когда нам особенно необходимо единство, — с волнением произнес Хаким, — я вижу волю Единого.
— А я вижу перед собой клеветника, — подала голос все это время молчавшая по совету родичей Аиша.
Родичи Пророка замерли.
— Аллах свидетель, — поднялась Аиша, — мой муж никогда не поступался честью мужчины!
Мужчины загудели. Эта эфиопка все чаще их раздражала, а теперь фактически обвинила в готовности поступиться честью.
— Он не морил единоверцев голодом, как ты, Хаким! — с напором продолжила Аиша, — не предавал союзников, как уже готовы поступить здесь многие! И он никогда не призывал убивать «людей Книги»!
— Не слишком ли много ты говоришь, женщина?! — загудели вокруг.
— Ты забыла покорность!
Принцесса повернулась к родне.
— Аллах свидетель, я никогда и не была покорной — даже Мухаммаду, — покачала головой она, — но не было, и нет женщины, любящей Пророка больше, чем я. И я не позволю делать из наследия Мухаммада орудие вашей жадности!
Симон шел от селения к селению навстречу наступающим войскам Амра. Большей частью это были вчерашние варвары, только что принявшие ислам, но были здесь и сирийцы, и греки, и евреи — все, кто решил, что правда на стороне последователей Мухаммада. И, едва они входили в города, чиновники императора спешно бежали, начатая по приказу Костаса резня прекращалась, а горожане с изумлением понимали, что можно жить и по-другому.
И вот это терзало Симона более всего.
— Что тебя гнетет? — как-то спросила Елена.
Симон вздохнул.
— Я совершенно точно знаю, что Мир это Зло. На этом сходятся все, кто видит чуть дальше своего носа.
Елена не возражала. Ее личная жизнь была просто выброшена на помойку. Как тут возразишь?
— Однако Мир создан Творцом, и именно он — архитектор Зла, пронизывающего Ойкумену.
Елена понимающе кивнула; недаром она первые четырнадцать лет провела среди гностиков. Знала, о чем речь.