– Прости, брат, – вспыхнул представитель всемогущего ордена на далеком далматинском побережье, – мы, хорваты, столетиями обороняемся от нападения османов.
Как бы осознав обиду, нанесенную собрату, генерал благословил оплот христианства и тем самым заставил Игнация умолкнуть. Затем сухим жестом подозвав стоявшую в стороне монахиню, он представил ее Скалье как сестру Фидес. Та низко поклонилась кардиналу, который не без чувства смущения ей отвечал. Начавшая седеть, с морщинками в уголках глаз, женщина сохранила спокойную, вполне соответствовавшую ее монашескому одеянию красоту. Золотой крест на высокой груди, которая явно нарушала монастырские каноны, свидетельствовал о ее особых заслугах перед орденом. Муций сообщил растерявшемуся аскету, что честная сестра давно находится на службе его ведомства и ей доступны многие тайны сплитского архиепископа. При этом замечании монахиня опустила голову, однако на лице ее не было заметно ни тени смущения или стыда, и это заставило аскета погрузиться в предположения, которых вообще он старался избегать. Привыкший за долгие годы служения церкви к богомольным кокеткам, он сейчас вдруг испытал неведомое волнение перед этой красавицей, столь не бесплотной, но укрощенной в монашестве.
– Корни поступков людских чаще таятся в телесной похоти, нежели в интеллектуальном любопытстве или моральных сомнениях, – назидательно сообщил кардиналу-неофиту великий инквизитор.
– В этом мы не можем отказать Марку Антонию – всем своим интеллектом он стремился к познанию истины.
– Того же мнения придерживался И наш святой орден, доверив ему кафедры в Вероне, Брешии, Падуе. Его ревностное служение в наших, воспитательных учреждениях было замечено. Однако, поддавшись искушению преследовавшего его злого духа, он вышел из нашего ордена и был поставлен епископом в город Сень. Это стало началом его отступничества. Освобожденный от всяческих пут, он все быстрее начал скользить вниз, увлекаемый честолюбием и алчностью. И дожу Венеции удалось вскоре его подкупить…
При этих словах обвиняемый вздрогнул, но не посмел вступить в разговор, а иезуит Муций, с ненавистью глядя на него, продолжал:
– Стакнувшись с венецианским провидуром,[10] окружившим сеньскую гавань, он позволил заточить в темницу и погубить вождей ускоков, врагов Венеции и верных чад нашей церкви.
Итак, бывшему епископу предъявили обвинение, бросили прямо в лицо, и не оставалось ни малейшей возможности к отступлению. Растерявшись, он почти пал духом, однако скоро пришел в себя, и ему стало даже легче оттого что все позади.
– Это наговоры, генерал! – Повернувшись к Скалье он пылко протестовал. – Сажал и вешал в Сене императорский полковник…[11]
– По твоему доносу!
– Чем ты это подтвердишь?
– Избежав отмщения у скоков, он в Риме затеял интригу с воспитанницей кардинала Меллино, – продолжал обращаясь к растерянному инквизитору, иезуит. – Мошенник!
– Если бы мы, генерал, – возразил Скалья, – начали очищать курию от развратников…
– Кто бы остался? Но в курии никто не защищает свою греховность. А Доминис всякий порок возвел в достоинство. Высокопреосвященный, избегай сплетен! Встав выше политических страстей, ты будешь судить Марка Антония за теологические заблуждения и моральные прегрешения. В дознании тебе окажут помощь Римская коллегия и люди, знавшие архиепископа в Сплите и в Лондоне. Помимо отца Игнация, ты можешь опираться на сестру Фидес. Честная сестра, ты сообщишь кардиналу все, что знаешь. Да пребудет с вами мое благословение!
От взгляда Скальи не укрылось, что старого архиепископа, несмотря на опасность, которая ему угрожала, и ужасные обстоятельства, в которых он оказался, взволновало появление одетой в белое монахини. Господь ведает, что между ними было! Однако по заросшему лицу узника невозможно было понять, радует ли его эта встреча или печалит, ожидает ли он помощи или беды; лишь на секунду у него в глазах вспыхнул огонек и дрогнули сильные губы. Пока инквизитор колебался – дозволить ли им общение между собой, – белая монахиня приблизилась к узнику как к старому знакомому, и у кардинала не оставалось иного выхода, как заняться осмотром измятых бумаг, которые он стал извлекать из мешка и раскладывать на судейском столе.
Целиком уйдя в изучение рукописей, он старался не слышать диалога у себя за спиной, но помимо воли смысл беседы, опасной и влекущей, проникал в его сознание. Скалья знал все изданные сочинения Доминиса. Самым важным из них был трактат «О церковном государстве», экземпляр которого испещряли авторские замечания, видимо, для нового издания. Неизвестное заключалось в рукописях. На первой странице каждой из них в верхнем углу четко указывалось место ареста, дата и имя лица, производившего обыск, – чаще всего стояло 17 апреля 1624 года, день, когда Марка Антония увезли в Замок святого Ангела. Помимо латинских теологических сочинений, здесь было множество страниц, заполненных загадочными рисунками и расчетами. Математика и физика, внушения дьявола! Бесконечная цепочка строк создавала некий неведомый мир со своей собственной политической, религиозной и естественнонаучной основой. Невольный исследователь начинал испытывать уважение к гению, который стремился проникнуть мыслью за пределы постижимого. Опустошив мешок – ни один листок не должен пропасть, – кардинал подавленно опустился в кресло перед грудой исписанной бумаги. Сам себе он казался сейчас мышью, которой предстояло прогрызть эту груду, чтобы проникнуть к ее сердцевине.
10
11
В феврале 1601 года австрийский уполномоченный по делам ускоков полковник И. Рабатта занял оплот движения город Сень и принял ряд крутых мер против ускоков. Последовавшее возмущение деятелей привело к разгрому отряда Рабатты и его гибели.