– Вы слышите, король здесь более божествен, чем сам папа. И равного себе он видит лишь в Филиппе Габсбурге. А боги всегда могут между собою поладить за счет простых смертных, не так ли? Берегитесь, монсеньор! Гондомар не простит вам той шутки.
Между тем архиепископ Эббот без обиняков спросил испанца: перейдет ли инфанта после свадьбы в англиканскую церковь?
– Ни в коем случае! – последовал столь же недвусмысленный ответ.
– Следовательно, вы уповаете, что принц Карл станет католиком?
Втайне Гондомар рассчитывал именно на такой поворот событий, ведь это привело бы к немедленному изменению обстановки и в Англии и на континенте, однако сейчас он изо всех сил постарался не выдать своих замыслов суровому англиканцу. Между тем в отличие от примаса доктор Уилльямс, епископ Линкольншира, полагал, что проблема будет решена, если принц и его невеста сохранят каждый свою религию. Смешанный брак? А дети? Готовы ли габсбургские принцессы рожать сыновей-протестантов? Своим нелицеприятным вопросом Эббот поставил собеседников в тяжкое положение: Препятствия возникали с обеих сторон. Однако Иаков не обращал па них внимания. С тех пор как Гондомар недвусмысленно дал попять, что сватовство Карла к испанской инфанте избавит Англию от военных осложнений и принесет королевской семье баснословное приданое, он не расставался с этой идеей. Он стремился любой ценой избежать военного вмешательства, а это было для него чуждо и абсолютно неприемлемо. Лишенный политического кругозора и опыта, он был занят только делами, происходившими в его непосредственном окружении, все остальное, даже случавшееся в предместьях Лондона, его совершенно не трогало.
И этот младенец, думал Доминис, этот изуродованный младенец сидит на троне великой империи!
Между тем изворотливый Гондомар ловко противопоставил прямолинейности архиепископа Кентерберийского очевидное пренебрежение к конфессиональным различиям и поддержал мысль Иакова о том, что можно всего добиться с помощью прямых переговоров между государями. И, начав вовлекать Сплитянина в свою игру, энергично и громогласно продолжал:
– Высокопреосвященный де Доминис может авторитетно засвидетельствовать, сколь велико влияние философии на развитие обстоятельств! Извольте! Мы говорили о том, сударь, сдвинула ли ваша книга «О церковном государстве» хоть один пограничный камень в Европе?
– Кто прочитал эту книгу? – автор не скрывал своего огорчения. – Горсточка лютеран да цензоры Священной канцелярии.
– А чего вы ожидали? – Гондомар цинично шел напролом. – Что ваше сочинение будут цитировать, как Библию? Ведь патриархи выбрали момент, когда рушилась Великая Римская империя. А здешних господ нынче больше интересуют монополии, цены на виргинский табак, расширение торговли «Ост-Индской компании»…
Откровенная насмешка вызвала максимально допустимое в королевских покоях возмущение присутствовавших лордов. Сын божий свидетель, что на Острове никогда не торговали, как случалось на континенте, предметами религиозного культа, где папа вовсю продавал церковные должности и индульгенции. Это инсинуация, они вовсе не предпочитают торговые книги молитвеннику! Воспользовавшись тем, что в парламенте как раз шли дебаты о монополиях, лорд-хранитель печати упрекнул посла во вмешательстве во внутренние дела государства, а тем самым в подрыве устоев державы. Да и короля рассердила очевидная наглость Гондомара, который в открытую дразнил придворных.
– Достаточно того, граф, что я сам читал сочинение «О церковном государстве», я и мои епископы, – вмешался он в дискуссию.
– Ну, если так… – многозначительно заметил испанец.
– Если так? · – Эббот даже не сразу закрыл рот, а вслед за ним вспыхнул и доктор Уилльямс, епископ Линкольншира. Какова дерзость! Однако посол самым невинным образом предупредил их гнев:
– Если так, что я никоим образом не подвергаю сомнению, то вы должны определить свое отношение уже к первой главе первой книги, где римская церковь названа монархией, а папа – монархом.
Теперь архиепископ Эббот молчал. Пуританин-фанатик, он подозрительно относился к любым еретическим движениям на континенте и сумел убедить короля, что в основе их нередко – восстания горожан и недовольных крестьян: с самого начала не лежала у него душа к этому чужеземцу и к его книге.
– Папа – монарх? – смутился епископ Уилльямс.
– Правда, не наследственный, – уточнил Гондомар. – Впрочем, ведь вы сами читали. Я, будучи лицом светским, не сумел себе уяснить, похвала это или осуждение.