– Боже упаси! – воскликнул испанец, точно защищаясь от удара сабли. – Я во многом полагаюсь на ваше посредничество.
– Мое посредничество?
– Разве вы не пользуетесь особой милостью английского суверена? И разве вас не почитают в курии?
– Да, мое имя стоит первым в Индексе.
– Вы слишком поглощены теологическими проблемами.
– Нет, не слишком.
– Не слишком?
Ловкого графа, казалось, обрадовало это открытие. Лицо его словно озарилось восторгом от того, что он видел перед собой не яростного фанатика, но протрезвевшего скептика, с которым можно вести дипломатический поединок. Дабы полнее убедиться в своей догадке, он осведомился с наигранным пониманием:
– Не правда ли, высокопреосвященный, чем дальше мы находимся от отечества, тем дороже становится оно нам?
– Особенно при этом дворе, – вырвалось у Доминиса, но он тут же поправился, – при этом тумане.
– Нигде не увидишь такого голубого неба, как на нашей Адриатике, хотя бы наверху находился и сам святой отец.
– Это верно! С тех пор как я переправился через Канал, мне ни разу не удалось отогреться.
– Я тоже промерз до костей в этих склепах.
Уроженцы солнечного юга нашли общий язык под угрюмым и холодным северным небосводом. Проклятая влага! Она пропитывает одежду. Она сопутствует нам в постели. И даже любовницы здесь, сетовал мадридский кавалер, подобны холодным компрессам.
– Увидеть бы еще раз наше солнце, прежде чем нас сокрушат эти камни, – вздыхал сплитский беглец.
– Да, возвращайтесь, архиепископ, – поймал его на слове испанец, – в солнечный Рим!
– Вы шутите, дон Диего!
– Ничуть!
Поединок завязался, и угрюмое настроение Доминиса стало рассеиваться. Испанский щеголь сделался вдруг серьезным, суждения его как бы приобретали материальную весомость, точно он выступал теперь глашатаем некой таинственной силы. Исчезла свойственная ему легкость в движениях и словах, мгновенно и неожиданно он превратился в дальновидного и целеустремленного дельна. Неподвижное и спокойное выражение лица графа, его проницательный взгляд убеждали собеседника в том, что слова свои он тщательно взвешивал. Но вернуться в Рим, после всего? Непостижимо!
– Поймите, святой престол уполномочил меня всячески содействовать вашему возвращению…
– После моего бегства, приказа об аресте на границе, после торжественного приема в Вестминстере…
– Архиепископ, вы отправились в путь, чтобы поглубже изучить движение реформации…
– Вовсе не для этого, – смятенно бормотал ученый, – просто я…
– Будьте дипломатом, прошу вас! В этом качестве вы скорее добьетесь своего. Новый папа, ваш старый товарищ, был бы вам благодарен, если б нашлась причина как-то оправдать ваш отъезд, чтобы не смущать низший клир.
Неожиданно установившиеся контакты между английским двором и габсбургским Мадридом почти лишали всякого смысла миссию Доминиса, а теперь вдруг возникала ослепительная возможность стать посредником между папой и королем в деле примирения враждующих церквей. В качестве автора книги «О церковном государстве», как точно отметил, посмеявшись над ним, Гондомар, он не сдвинул ни одного пограничного камня в Европе. Послания апостолов творили чудеса во времена распада Римской империи; при нынешнем положении вещей они могли лишь кружить наподобие голубей возле неприступных каменных башен, открытые стрелам придворных охотников. То, чего не удалось осуществить с помощью книги, могло быть достигнуто посредством договора между папой и королем. Стать дипломатом, как подсказывает представитель курии? Может быть, в роли посредника он сумеет найти выход из окружающей его изоляции. Королю Иакову крайне необходимо согласие папы на брак инфанты Марии Анны, так пусть этого добивается он, Доминис! Да, король Иаков желает оказать поддержку попавшему в переплет зятю, так, так, король Иаков нуждается в религиозном мире. Так, так, все это он, Доминис, достаточно аргументировано сможет изложить перед папой Георгием XV и конклавом, исполненный святого христианского усердия. Если с этой точки зрения взглянуть на его пребывание при английском дворе, то окажется, что он непрерывно действовал в качестве беспристрастного миротворца. И, окинув мысленным взором прошлое, он смог ответить испанскому посланнику:
– Воистину, я никогда не порывал с католической церковью.
– Тем более, – оживленно поддакнул граф, – вы и здесь продолжали служить церкви, по-своему…
– Может быть, наиболее полезным образом…
– Увенчайте же теперь эту службу! Сближение папы и короля, ликвидация последствий раскола, длительный мир – это стало бы блестящим деянием, о чем, впрочем, и идет речь в десяти книгах вашего сочинения.